Горацио (Письма О. Д. Исаева)

слово бамбук дубина
утюг крюк тюк
рыба листок рябина
скалка качалка урюк
борьба японец сук
стрекоза лодка сурок
жизнь дурак жук
барабан розги курок
бегемот бык бочка
крыса краска кора
порка пачка почка
дождь доза дыра
затока мяч кожа
замок крепость пола
озеро мир рожа
свет котёнок зола

Постскриптум:

Исай! Что вы в этом поймёте
не знаю. И знать не хочу.
Меня вы найдёте в помёте.
Там крыс я зубы точу.

Между тем, я понял тут всё. И докладываю: твой ребёнок здоров, как никогда. Но всё же я не профессионал в этом деле, и тебе следует за подтверждением диагноза обратиться к специалисту: к психиатру. Могу дать адрес.

И скажи-ка, пожалуйста… Не читает ли мои письма кто-нибудь чужой? Ну, там, следы вскрытия на конверте и всё такое… А то у меня есть скверное ощущение…

18. А. П. ДРУЖИНИНУ В МОСКВУ.

Радуйся, Саня!

Для начала спешу сообщить тебе, что Олег Дмитриевич, это я, если помнишь, здоров. Но на нём начинает сказываться возраст, увы, он, то бишь — я, устал. На какой половинке этого сообщения ты обрадуешься — твоё дело. А мне бы в радость — чуть придержать течение жизни, а то и запустить времечко назад, ну, хоть на немножко. Говорят, даётся по желанию. Так я очень этого желаю. Говорят также, даётся по делам. Но я ведь и делал для этого очень много. Боже, как же я устраивал жизнь! Со всей энергией, жаром, упорством сердца и ума. Неужто за такое ревностное служение не полагается маленькой поблажки, то есть, пенсии? Вот моё мнение: полагается. И, кажется, моя сегодняшняя усталость свидетельство тому, что с моим мнением согласны.

В принципе, внешних причин для такой внезапной усталости нет. То, что всеми принимается за причины, на самом деле следствия, или проявления. В чём же причина? Не во мне, во всяком случае. Она где-то снаружи. Она похожа на чей-то приказ: кончай строить, надоело, начинай ломать. Скажу точнее: это не приказ, а тяготение, зов. Зов некой сердцевины. Сердцевина устала от одежд, она хочет быть нагой. Она хочет, чтобы её обняли голой, чтобы ничто не мешало ей проявлять себя. Выражаясь реалистично, я строил жизнь, окружая себя её общеизвестными аттрибутами, клал камень на камень, перемежая их кирпичами: знаниями, карьерой, бабами, книгами, деньгами — в меньшей степени… Всё это называлось становлением личности, ростом. Всё это было моё и было Я, без этого — не было и меня. И другие в совокупности этого видели меня. Отнять у меня всё это — и я исчез. И я отчаянно строил, накапливал, боролся, чтобы не исчезнуть. Вот, а теперь, а вдруг я не могу устоять перед пришедшим явно извне, перед вдруг данным мне, насильно подаренным, свалившимся на меня желанием всё это похерить.

Вот, всю жизнь я строил себе кокон, а теперь он начал разваливаться. Нет, не я строил… Меня кто-то всю жизнь мою одевал и кормил, а теперь стал раздевать и… нет, не могу подобрать соответствующей грамматической формы по-русски. Перестал лепить мне маску, стал срывать. Это похоже на чьё-то проснувшееся внимание к моей сердцевине, после того, как кто-то вполне удовлетворялся моей наружностью. Моя мякоть перестала быть нужной, требуется сама косточка. Требуется вынуть зрелую косточку из мякоти, требуется вылет машущего крылышками существа из кокона на волю. Доказательства? Но ведь и мне оно всё прежнее надоело! Разве есть лучшее доказательство? Надо только его расценивать как доказательство, а не отмахиваться от него. И меня самого теперь больше тянет к косточке, чем к мякоти плода. Я стал грызть косточки! Есть ли более разящее доказательство? Меня вдруг как подменили, как подменяют в роддоме ребёнка. Это уже совсем не он, не тот ребёнок, не я. А тот, прежний, исходя из выше сказанного, исчез.

Я перестал нуждаться в аттрибутах бытия, перестал бояться одиночества в их отсутствии, вот что я обнаружил. Теперь я боюсь, что мне в моём одиночестве помешают. Мои страхи в темноте — и те оттого, что я боюсь: кто-то придёт. Можешь ты себе это представить? Я стал бояться людей, что там, всего живого, это я-то! И весь процесс, нет, этот перелом произошёл со мной, кажется, в считанные дни. Нет, не верное слово… этот ПРИСТУП. Ну да, ну да, и гроб апостола Иакова доплыл из Палестины до Испании в три дня. Что ж удивительного после этого в моём деле…