Прежние технологии разработки политического курса уходили в прошлое, а новые оказывались не столь эффективны, что продемонстрировал скорый роспуск Президентского совета, представлявшего собой горючую смесь из людей самых разных убеждений. В него входило 18 высокопоставленных правительственных чиновников, среди которых можно было выделить несколько групп. В одном лагере были премьер-министр Рыжков, министр внутренних дел Бакатин, глава КГБ Крючков, председатель Госплана Маслюков, министр иностранных дел Шеварднадзе, министр обороны Язов и недавно избранный председатель Верховного Совета Лукьянов. В Совет также входили помощники Горбачева, убежденные демократы: Яковлев, Вадим Медведев, Евгений Примаков, Григорий Ревенко – и при этом втайне не согласный с политикой руководства глава администрации Болдин. Со стороны интеллигенции в Совете участвовали люди из различных сфер деятельности и порой противоположных взглядов: либеральный экономист, провозгласивший себя социал-демократом, Станислав Шаталин, физик и вице-президент Академии наук Юрий Осипьян, российский патриот и писатель Валентин Распутин, киргизский прозаик Чингиз Айтматов, представитель неспокойной Прибалтики, владелец сельскохозяйственной фирмы из Латвии Альберт Каулс, а также бывший пролетарий, действующий глава Объединенного фронта трудящихся Вениамин Ярин, который, будучи народным депутатом, сильно критиковал перестройку, но смягчился, когда попал в Совет[1741].
Могло ли новое детище Горбачева стать великолепной “командой соперников” Линкольна? На первой встрече в кремлевском зале заседаний Совет напоминал неудачную копию Политбюро. Яковлев расположился справа от Горбачева, где раньше сидел Лигачев. Медведев – рядом с ним, на своем обычном месте. Рыжков – слева от Горбачева, как и всегда, а остальные участники выбрали себе места по желанию: Черняев и Шахназаров – за маленьким столиком, приставленным к большому столу, более скромные по рангу члены Совета – вдоль стены. Все обменялись рукопожатиями и произнесли подобающие протокольные слова. Однако после нескольких совещаний Горбачев устал от своей новой игрушки. Яковлев рассказал об одном эпизоде – несколько членов не согласились с лидером по незначительному вопросу, от чего тот покраснел и выпалил: “Кто здесь президент? Вы всего лишь консультанты, не забывайте об этом!”[1742] По воспоминаниям Шахназарова, писатели ждали поручений и задач, соответствующих их новому высокому статусу, и кто-то сострил: “Вопрос. Что такое член Президентского совета? Это безработный с президентским окладом”.
“Вся эта история лишний раз свидетельствует об одной из характерных черт Горбачева, – утверждает Шахназаров, – безразличии к формальным институтам, причем даже к тем, которые он сам творил, и даже больше именно к этим, поскольку в нем склонность к вольной импровизации странным образом сочетается с почтением к традициям”. Нельзя было сказать, что он уклонялся от работы, напротив, его можно было назвать трудоголиком. “Но удовольствием для него, – продолжает Шахназаров, – было встречаться с учеными, писателями, артистами, журналистами, людьми творческими, кого интересно послушать и перед кем можно блеснуть”. Именно поэтому он позвал деятелей культуры в Совет, который оказался “делом невредным, только бесполезным”[1743].
Подобное неутешительное заключение не отражает всей безуспешности мероприятия. Президентский совет оказался не способен консультировать Горбачева и эффективно разрабатывать политику СССР, как и новый Совет Федерации, состоящий из республиканских лидеров. Глава Союза очутился в состоянии глубокой изоляции, хотя он надеялся, что фигура президента станет наследником компартии и, следовательно, “политическим стержнем страны”[1744]. Вместо этого он остался практически один и лишь возглавлял скромный Совет. Шахназаров так прокомментировал работу Совета: “Вся эта псевдоделовая суета сопровождается чудовищной организационной неразберихой”[1745]. Более того, администрацией руководил Болдин, который постоянно дезинформировал начальника и клеветал на демократов, в том числе на ближайшего помощника Горбачева, Яковлева, который, по утверждению КГБ, был “агентом влияния” ЦРУ. Позднее Яковлев заявил, что в то время его телефон прослушивался, в кабинете также стояли “жучки”, и он чувствовал, что за ним следят, к тому же неизвестный стрелял в его сына в поезде, а кто-то поджег машину его дочери[1746].