Горбачев и Ельцин как лидеры

Авантюризм Ельцина нередко приводил его вплотную к смерти, а в некоторых случаях и к политическому краху. В детстве он очень хотел попытаться обезвредить ручную гранату, которую они с друзьями украли со склада боеприпасов. Друзья не соглашались, а он взял гранату, которая взорвалась и оторвала ему два пальца [Ельцин 1990: 23]. Я насчитал девятнадцать таких случаев в двух его автобиографиях; не все они столь драматичны, но некоторые вполне сопоставимы с этим инцидентом [Ельцин 1990: 22, 23, 24, 27, 35, 36, 37,161; Yeltsin 1994: 30, 46–47, 61, 93, 117–119, 191–192, 194, 195–196, 239]. Даже если некоторые из этих историй – апокрифы, ни один литературный источник, посвященный Ельцину, даже не пытается опровергнуть общую картину. У человека, который вел такой образ жизни и всегда умудрялся выжить, развивается огромная уверенность в своих способностях к выживанию, даже если ее не было с самого начала. Эта уверенность, в свою очередь, еще больше подогревает склонность поддаваться порывам и рисковать снова. В случае с Ельциным это даже заставило его поверить в собственное предназначение: «Всегда как будто меня кто-то выручал. Я уж и сам начал верить, что нахожусь под какой-то неведомой защитой» [Ельцин 1994: 280][42].

Во многих чертах своего характера Ельцин не уникален среди руководителей постсталинского времени. На самом деле они поразительно напоминают Хрущева. Хрущев также был склонен к риску (хотя не к саморазрушению). Он также был импульсивен и страстно желал видеть результаты своих трудов. Он также был капризен и чувствителен к обидам. И правда, Хрущев больше многих других членов Политбюро позднего сталинского периода роптал по поводу унижений сталинского режима, хотя и был достаточно проницателен, чтобы не рисковать своей жизнью, бросая прямой вызов деспоту. И Хрущев также продемонстрировал непредсказуемое поведение в постсталинском партийном руководстве, сначала своей антисталинской кампанией, а затем реакцией на фиаско своей программы. В конце концов его непредсказуемость стоила ему работы. Разница заключалась в том, что в 1950-х и начале 1960-х годов Хрущев был на вершине власти, а Ельцин в 1980-х – младшим членом горбачевского Политбюро[43].

По иронии судьбы Горбачеву, находившемуся в 1980-х годах на вершине власти, не давала покоя перспектива того, что, если он будет слишком быстро продвигать реформы, его может постигнуть судьба Хрущева и лишение должности. Ему, похоже, не приходило в голову, что человек с некоторыми хрущевскими чертами характера и взглядами присоединится к его руководящей команде и усложнит его собственную политическую жизнь – и все это потому, что осторожность Горбачева, целью которой было избежать участи Хрущева, так не устраивала неохрущевца Ельцина!

Помимо того что Ельцин и Горбачев были почти одногодками, они обладали и некоторыми сходными личностными чертами: огромной энергией, страстью, напором, уверенностью в себе, эгоцентризмом, трудоголическими наклонностями и очень хорошей памятью. Ельцин также разделял разочарование Горбачева в брежневизме и его стремление усовершенствовать социалистическую систему, начав с чистки коррумпированных кадров. Оба были провинциалами крестьянского происхождения, людьми, чьи семьи сильно пострадали во время коллективизации и Большого террора, и оба были возмущены коррупцией и незаслуженными привилегиями. Оба происходили из простых семей (Ельцин в большей степени, чем Горбачев), но сделали карьеру исключительно собственным тяжелым трудом[44]. Как региональные партийные руководители, оба были амбициозными, трудолюбивыми, относительно неподкупными и склонными к новаторству в проведении локальных экспериментов, которые могли бы улучшить работу местной экономики и которые также (как они утверждали) могли быть успешно распространены на всю экономику страны[45]. Оба выработали более популистский, совещательный стиль руководства своими регионами, чем это было принято при Брежневе. И конечно же, обоим пришлось скрывать свое недовольство посредством лицемерия и двуличия как необходимых условий политического выживания.