Выход из сложившейся ситуации мы видим в ускоренном переходе к регулируемой рыночной экономике. Нам надо, наконец, преодолеть колебания в этом отношении… и понять, что переход к рынку нужен не сам по себе, а для того, чтобы выйти на новые формы экономической жизни… <…> Необходимо договориться по этому вопросу, товарищи, хорошо понять суть перехода к рыночной экономике и обязательно договориться. Другого не дано. <…>
Обществу навязывается представление, будто движение к рынку – это возврат к капитализму. Ничего более несуразного трудно придумать[131]
.Но даже предупреждая радикалов о недопустимости отделения от СССР, Горбачев также предупреждал реакционеров и консерваторов, что Советский Союз больше не может позволить себе оставаться унитарным тоталитарным государством. Промежуточное решение, сказал он на встрече с представителями компартии Украины в сентябре 1989 года, могло бы снять многие межэтнические противоречия. Это решение должно быть основано на «демократии и равенстве, взаимном уважении и свободном развитии народов»; оно должно было бы сформировать новый образ нашей Советской федерации, гармонично сочетающий интересы национального суверенитета и развития с общими интересами союза народов нашей страны[132]
. Чтобы остановить конфликты, угрожавшие разорвать страну на части, потребовалось «ускорить радикальную трансформацию Советской федерации» – в сочетании, признавал он, с «решительными мерами» (то есть с принуждением под угрозой силы)[133].Горбачев построил свой авторитет, заявив о своей способности объединить умеренные силы на левом и правом фланге советского политического спектра. По мере того как уровень политической поляризации рос и все больше и больше центристов перемещалось ближе к краям политического спектра, политическая база Горбачева становилась все слабее. В его интересах как политика было выработать представление о том, что сохранению существования сильной центристской коалиции нет альтернативы. XXVIII съезд партии в июле 1990 года продемонстрировал усилия Горбачева а) по предотвращению формального раскола в коммунистической партии, чтобы сохранить свою роль центриста, и б) по продвижению партии и ее политики в более радикальном направлении, чтобы идти в ногу с растущей поляризацией.
Отбор делегатов был поручен региональным партийным комитетам, в результате чего съезд оказался гораздо более консервативным, чем состав партии в целом. В результате в первые дни дебатов Горбачев и его союзники-реформаторы подверглись широкой, обильной и жесткой критике, а Лигачев выступил с обвинениями с консервативных позиций. В свете преобладания реакционеров на съезде Коммунистической партии РСФСР, прошедшем всего за месяц до этого, сторонним наблюдателям представлялось, что Горбачев, возможно, будет вынужден отказаться от своих планов по дальнейшей реструктуризации руководящих органов партии. Выяснилось даже, что его могут сместить с поста генерального секретаря или ему придется разделить власть с жестким противником. Как минимум, создавалось впечатление, что сторонники жесткой линии консолидируют свои силы, чтобы помешать Горбачеву и его программе преобразований.
Однако к концу съезда Горбачев остановил и переломил консервативные тенденции. Подавляющим большинством голосов он был переизбран на пост генсека, а в борьбе за пост заместителя генерального секретаря КПСС его кандидат В. А. Ивашко наголову разбил Лигачева. Политбюро было полностью перестроено и расширено за счет включения первого секретаря каждой республики и ряда второстепенных членов. Лигачев уехал в Сибирь, не сумев добиться даже переизбрания в ЦК. Один ликующий делегат заключил: «Чудовище консерватизма убито!»[134]
В то же время Горбачев умиротворял консерваторов, отказываясь отменить демократический централизм, распустить партийные ячейки на предприятиях, в армии и милиции или согласиться с другими подобными требованиями «Демократической платформы» – радикальной фракции КПСС и съезда. В результате Ельцин и многие радикальные депутаты, в том числе главы администрации Москвы и Ленинграда, вышли из КПСС, чтобы бросить вызов партийному порядку извне.