Горбатая гора

– Больше ты меня не подкараулишь, – усмехнулся Джек. – Я вот что думаю... Было бы здорово завести своё ранчо, торговать скотом помаленьку. Взяли бы туда твоих лошадей. Из родео я точно уйду – я же не идиот какой-нибудь, чтобы продолжать калечиться дальше или, не приведи Бог, угробить себя насмерть. Только если я брошу это дело, я останусь на мели. Но ничего – вместе мы справимся, я кое-что надумал. Папаша Лурин, как пить дать, с радостью отстегнёт мне отступных, если я свалю из их семейки. В общем-то, он уже дал мне это понять...

– Э-э, нет, так не пойдёт! Нельзя так. Я прочно застрял, Джек, и мне не выпутаться. Эти парни, ну, ты знаешь, какие... Я не хочу быть как они. И шкура моя пока ещё мне дорога. Знаешь, жили у нас когда-то по соседству двое таких ребят – Эрл и Рич. Отец всякий раз отпускал шуточки, когда их видел. Над ними все насмехались, хоть они и были оба весьма крутыми парнями. А кончилось всё... В общем, когда мне было лет девять, Эрла нашли мёртвым в канаве. Его избили монтировкой, привязали за член и таскали волоком по острым камням, пока тот не оторвался. Всё его тело и лицо после этого было сплошным кровавым месивом – как жареный помидор.

– Ты это видел?

– Отец водил меня с братом посмотреть на труп. Помню, он ещё смеялся... Уверен, он во всём этом тоже участвовал, чёрт бы его побрал. Да если бы он был сейчас жив и заглянул в эту комнату, то точно бы схватился за монтировку. Чтобы два парня жили вместе? Никогда в жизни. Всё, что нам остаётся – это встречаться изредка тайком, где-нибудь у чёрта на куличках...

– Изредка – это как, по-твоему? – спросил Джек. – Один раз в четыре долбаных года?!

– Нет. – Стоило ли сейчас искать виноватых? Эннис решил – нет смысла. – Чёрт, думаешь, я радуюсь тому, что утром ты уедешь, а мне идти на работу? Когда изменить ничего нельзя, остаётся только смириться... Тьфу ты! Хоть у людей спрашивай, что делать. Думаешь, с кем-то ещё такое случалось?

– Не знаю, в Вайоминге, наверно, ни с кем. А даже если и случалось, то я понятия не имею, как они с этим разбирались. Наверно, валили в Денвер. – Джек сел, устало отвернувшись от Энниса. – Да плевать хотел я на всё это... Эннис, сволочь ты моя, ну возьми пару отгулов, а? Прямо сейчас. Собирай манатки, кидай в мою машину и рванём в горы! Всего на пару деньков. Позвони жене, скажи, что уезжаешь. Ну же! Ты растравил мне душу – так дай хоть какое-то утешение. Это вопрос жизни и смерти!

За стеной опять гулко зазвонил телефон, и Эннис, словно бы отвечая на звонок, поднял трубку и набрал свой собственный номер.

В отношениях Энниса с женой начался разлад. Скандалов не было – просто молчаливое отдаление. Расходы семьи росли, и Алма устроилась в магазин продавцом. Не желая снова забеременеть, она попросила Энниса пользоваться презервативами, но он отказался. И добавил, что с радостью больше не притронется к ней, если Алма не хочет от него детей. А она со вздохом сказала:

– Я бы рада завести ещё, если ты сможешь их прокормить.

А мысленно добавила: «От того, чем ты любишь заниматься, детей не бывает».

Недовольство, которое началось с подсмотренной ею сцены на лестнице, росло год от года. Примерно каждые шесть месяцев Эннис уезжал на рыбалку с Джеком Твистом, а с нею и с девочками не проводил отпуск никогда; он не любил развлечений и убивал кучу времени на низкооплачиваемую работу на ранчо, вместо того чтобы найти что-то более достойное и постоянное – например, в какой-нибудь муниципальной конторе или электрокомпании. Он имел обыкновение отворачиваться к стене и засыпать, едва коснувшись головой подушки. Всё это угнетало Алму, и в конце концов, когда девочкам исполнилось девять и семь лет, она решилась подать на развод, а потом вышла замуж за бакалейщика.

Эннис вновь стал трудиться на ранчо, нанимаясь то на одно, то на другое. Пусть платили там немного, но он был рад снова вернуться к возне с домашним скотом. Он с лёгкостью менял места работы и мог по малейшему желанию укатить в горы. Тяжёлого горя он не испытывал, просто смутно чувствовал себя обманутым, но как ни в чём не бывало пришёл на праздничный обед в День Благодарения к своей бывшей семье, главой которой теперь стал бакалейщик Алмы. Сидя между дочерьми, он рассказывал им о лошадях, шутил и смеялся, стараясь не казаться грустным и брошенным.

После того как был съеден пирог, Алма позвала Энниса с собой на кухню. Моя тарелки, она сказала, что беспокоится за него и считает, что ему надо бы опять жениться. Она снова была беременна – на четвёртом или пятом месяце.

– Обжёгся один раз, – ответил Эннис, прислоняясь к рабочей поверхности возле раковины. Кухня почему-то казалась ему тесной.

– Всё ещё рыбачишь с Джеком Твистом? – спросила Алма.

– Бывает, – ответил он.

Алма тёрла тарелку так, будто пыталась соскрести с неё рисунок.