Горбатая гора

– Знаешь, – начала она, и в её тоне Эннис почуял недобрые нотки, – я всё гадала, почему ты ни разу не привёз домой хоть немного форели, хотя всегда рассказывал, что улов был огромный. Однажды вечером, перед одной из этих твоих поездочек я открыла садок для рыбы, купленный пять лет назад... На нём, кстати, всё ещё висел ценник. Я привязала к леске записку: «Привет, Эннис, привези домой рыбы. С любовью, Алма». А потом ты вернулся и сказал, что вы наловили целую кучу рыбы, но всю съели сами, помнишь? Улучив момент, я заглянула в садок, а там осталась моя записка – совсем сухая, без единой капли воды.

Произнеся слово «вода», Алма пустила её из крана, ополаскивая тарелки.

– Это ни о чём не говорит.

– Не лги мне, не держи меня за дурочку, Эннис! Говорит, и ещё как. Джек Твист? Джек Развратник. Я знаю, ты с ним...

Это было уже слишком. Эннис до боли стиснул её запястье.

– Замолчи, – процедил он. – Это не твоего ума дело, ты ничего не понимаешь.

Из глаз Алмы катились слёзы, тарелка в дрожащей руке стучала о мойку.

– Я закричу... Позову Билла.

– Давай, попробуй! Мне пох**! Пикнешь – заставлю вас обоих вылизывать ваш грёбаный пол!

Вывернув руку Алмы напоследок ещё раз, он выпустил её, оставив на запястье бывшей жены горящий след своего пожатия. Нахлобучив на ходу шляпу и хлопнув дверью, он отправился в бар «Чёрно-синий орёл», напился и подрался.

Эннис долгое время не искал встреч с дочерьми, полагая, что с возрастом, став самостоятельными, они всё поймут и сами найдут его. Ни он, ни Джек уже не были молодыми ребятами, у которых вся жизнь впереди. Джек раздался вширь, а Эннис остался всё таким же худым, как вешалка. Круглый год он ходил в одних и тех же старых сапогах, рубашках и джинсах, разве что в зимние холода надевал ещё парусиновую куртку. Небольшое доброкачественное новообразование отягощало веко на одном глазу, а сломанный нос был свёрнут набок.

Год за годом они объездили верхом все окрестные горы и луга: побывали на Биг Хорн, Медисин Боу и южной оконечности хребта Галлатин, не раз обследовали горы Абсарока, Гранит, Оул Крик, Бриджер-Тетон Рэйндж, Фризаут и Ширли, Феррис и Рэттлснейк, Солт Ривер Рэйндж, Винд Ривер. Не обошли они вниманием и Сьерра-Мадре, Грос-Вентре, Уошэки, Ларами, но на Горбатую гору никогда не возвращались. В Техасе умер тесть Джека, и Лурин, унаследовав его бизнес, обнаружила талант к управлению делами и заключению контрактов. Джек получил должность с непонятно-вычурным названием и разъезжал по выставкам скота и сельхозтехники. Теперь у него водились деньги, которым он успешно находил применение. Разговаривал Джек, произнося некоторые слова на техасский манер, а кривые зубы подправил – это, как он говорил, было совсем не больно. Вдобавок ко всему этому он отрастил густые усы.

В мае восемьдесят третьего они несколько дней мёрзли на безымянных горных озёрах, скованных льдом, а потом пересекли долину реки Хэйл Стрю. На подъёме солнце пригрело и тропа раскисла, а потому им пришлось идти в обход, карабкаясь с лошадьми через валежник. На Джеке была старая шляпа с орлиным пером; подняв голову, он вдохнул нагретый полуденный воздух, пропитанный ароматом смолы и хвои, а под копытами лошадей хрустели можжевеловые ветки. Эннис, наблюдательный по части погоды, выискивал на западе кучевые облака, но небо синело такой чистой и мягкой глубиной, что, по словам Джека, в нём можно было утонуть.

К трём часам они пробрались по узкому проходу на юго-восточный склон, открытый лучам весеннего солнца, и снова вышли на уже очистившуюся от снега тропу. До их слуха доносилось журчание реки, заглушавшее отдалённый шум поезда. Спустя двадцать минут они вспугнули медведя барибала, который на берегу реки перекатывал бревно в поисках жуков. Гнедая Энниса лишь нервно затопталась, фыркая, но храбро выстояла, а лошадь Джека испуганно взвилась на дыбы.

– Тпррр, тихо! – пытался успокоить её Джек.

Он потянулся за своей винтовкой «спрингфилд», но необходимость в ней уже отпала: испуганный барибал ускакал в лес неуклюжим медвежьим галопом, от которого вся его туша сотрясалась, словно готовая развалиться на куски. Вздувшаяся и коричневая от таяния снегов река неслась мощным потоком, окутывая камни белыми шлейфами бурунов и вовлекая в течение даже тихие заводи. Ивы лениво покачивались, и на фоне их охристой коры пушистые серёжки были похожи на желтоватые отпечатки чьих-то пальцев. Лошади принялись пить, и Джек, спешившись, тоже зачерпнул горстью ледяную воду. Роняя с пальцев прозрачные капли, он поднёс воду ко рту. Его губы и подбородок влажно заблестели.

– Ещё подхватишь каких-нибудь червячков себе в печёнку, – заметил Эннис. И добавил, окинув взглядом уступ на берегу реки со старыми следами от охотничьих костров: – Хорошее место.

За уступом отлого поднимался луг, ограждённый соснами. Сухостой был здесь в изобилии, и они, привязав лошадей, без лишних слов разбили лагерь. Джек распечатал виски и сделал большой обжигающий глоток, шумно выдохнул и передал бутылку Эннису со словами:

– Это как раз то, что мне сейчас нужно.