Горбатые мили

— Нечего умирать от тоски по такой системе управления, когда бы дураки-руководители ни в чем, никаким образом, никак не смогли бы нам навредить. Ваша цель предпринимать… Повсюду создать надлежащие условия. Всеохватно — тут, там. Чтобы всякие эти, те, кто приспособился… они затрепыхались бы, стали хватать ртом воздух. Вымерли бы в конце-то концов, как ихтиозавры. Только тогда наступит новая эра. Или я, как всегда… ты скажешь, слишком? На-ка получай. Кто у нас в УАМРе на самом верху? Самые, что ли? В чем? Я не знаю! А это не по мне. Не могу оставить. Дума-юю!.. Тебе, из низов, до них ни за что не подняться. Потому что — прям. Было же, лез на меня. Эх, Глебович! Полагаешься самому известно на что. На принципы.

Назар думал о том, что не давало покоя боцману. «Откуда нынче стеснительность требовать? Из-за боязни озлобить против себя? Нужна терпимость?» Не обошел лозунг: «Кадры решают все», Зубакин тотчас загорелся:

— Я бы только уточнил. Если они ошибаются, как раньше, то, выходит, в гораздо больших масштабах. С вторичными, третичными и так далее последствиями, заметь, дорогой мой. — Сразу соскользнул в рассуждения о том, что такое самостоятельность: — Она поощрение тем, кто способен чего-то добиться.

Шагнули к романтике.

Назар охмелел от собственной смелости, сказал:

— Пристрастие рефмашиниста Расторгуева к историческому, а также к парусникам не только от молодости, думаю. Игнатич — заметил? — тоже всегда возле него. А еще Серега, Бичнев… — он не договорил до конца, из-за того что сам всегда все схватывал на лету и не задумывался, всем ли по силам поспевать за ним.

— Сам вчера втолковывал в кают-компании, что набить свою голову знаниями — еще не значит сделаться умным.

«Ах, ты!.. — нежно взглянул на капитана Назар. — На занятиях не бываешь, а, смотри, посвящен, о чем у нас там!.. Или спрашиваешь у кого-то? Подожди, я это запомню».

— Что, проняло? — сочувственно поинтересовался Зубакин, когда над океаном, в непроглядных облаках, образовался маленький белый прокол.

Что сказал Назар?

Истинный романтик — добрая душа. Хоть заставляй его кому-то напакостить, ничего у него не получится. Ведь внутренняя суть каждого — это же что-то от прошлого и от того, что в нем же, в прошлом, подталкивает к будущему. Одна точка и еще одна… Получается, что поступки в большей части всегда предопределены. Будущее начинается с прошлого, и, таким образом, нечего переоценивать настоящее. Что в нем? Только одни возможности осуществить то, что владеет чувствами, находится в их сердцевине. Тот же первый помощник с рефрижераторщика… Разве он думал о себе! Что такое погибнуть, когда не мыслишь прожить без таких, как ты? Не больше, чем слиться, стать их частью. А спасти кого-то — словно создать себе будущее без угрызения совести, к тому же физически ощущаемое для него, гибнущего. Тот, кто не дал кому-то умереть, пусть самый заурядный, уже чуть ли не бог: «Я могуч. Нате, наслаждайтесь жизнью!»

— Тихий ход! — как в раструб переговорного устройства сказал Зубакин. — Ты его, романтика на руководящей должности, этого первого помощника…. шибко-то не поднимай. Спрашивается, бросили якорь и сняли вахты… А где? В океане ж. Куда смотрел?

— Ловлю тебя на слове. Утверждаешь, что первый помощник тоже не так себе!.. — сосредоточенно задумчивый Назар впервые видел в одном Зубакине двух: своевольного, никому не поддающегося и способного измениться. — Я тебе доверительно. По-моему, значение твоих поощрений слишком преувеличено. У них один конец. Для души — ровным счетом ничего!

— Почему замолчал?

— Возьми-ка в толк. Сколько-то разумных эгоистов… Способных что-то делать… Специализированных, так больше подойдет сказать. Умеющих к тому же взаимодействовать. Это уже, по-твоему, то, что надо? Экипаж? А коллектив ли?

— Мудрствование.

— Уклоняешься?..

— Ты что? Если чего-то добивается экипаж, он уже… коллектив.

— Сколоченный? Передовой? Еще как?

— Завел же ты меня, однако!

— Как у касаток. У них только тогда наивысшая «производительность», когда объединяются. А благородство экипажу нужно? Или не так чтобы?.. Не очень-то?..

— Откуда это извлек?

— Сам!

Уже к ужину четвертый штурман, по штату — заведующий судовой канцелярией, пришпилил в кают-компании новую схему, кому где сидеть. Ершилов получил кресло на противоположном конце стола, и, таким образом, Назар оказался у капитана с правой руки. С правой!

2

С совещания краевого актива в океан, на промысел, с «Аманью», перегрузчицей мороженой рыбы, возвращались первые помощники капитанов. С ней же ехали сотрудники океанического НИИ и наделенный чрезвычайными полномочиями Скурихин Ким Матвеевич.