Горбатый Эльф

– Нет, гораздо раньше. Ты ведь, наверное, считаешь, что меня насильно выдали за Янгиса, но я сделала это по своей воле. Когда меня привезли в Карент, мать, прежде чем выслушать мое решение, отправила меня по селениям с отрядом сборщиков податей. Выдала мешок с серебряными монетами, сказала, что могу тратить, как хочу. В деревнях вокруг столицы никто особо не голодал, только мужчин было мало – в основном старики да подростки, ну и инвалиды. Там еще удавалось кое-что собрать, хотя в некоторых домах была такая нищета, что я оставляла хозяевам пригоршню монет. А чуть дальше… Скота ни у кого нет, только куры. Поля не вспаханы, у большинства крестьянок хватало сил только на огороды. Иногда матери на коленях молили, чтобы я забрала их детей, им нечем было кормить их. Скоро на повозках не осталось места – но там не оброк лежал, а больные и дети. Деньги кончились, и те, что мать дала, и те, что собрали. Сборщики помалкивали, видимо, мать приказала выполнять все мои прихоти. Но я же понимала – другие отряды деньги не раздают, а отбирают. Последние деньги, последнее зерно. И по-другому нельзя – маме надо чем-то кормить слуг и солдат, во дворце было продано все, что можно. Знаешь, я одну женщину до сих пор помню, беременную. У нее муж лежал в горячке, вернулся с войны без ноги, и рана воспалилась. Она оставила его на верную смерть и поехала с нами, чтобы спасти хотя бы ребенка. Роды начались еще в дороге. Она была слишком истощена, не выжила ни она, ни ребенок. Погибли тысячи кадарцев – были убиты на войне, умерли от голода и болезней. И все из-за того, что две девчонки сбежали из дома, чтобы устроить свое счастье.

Тайра не нашла, что ответить матери. Она могла представить, что можно чувствовать вину за зло, сотворенное не тобой. Но добровольно покоряться злу, чтобы не было худшей беды?

Замок опустел, после полудня закрылись ворота. Половину своего войска Брейд поставил в резерве у ближайшей речки, чтобы напрасно не расходовать ограниченные запасы воды. На всех трех дорогах, ведущих к Белой Чайке, выставили караулы. Брейд руководил подготовкой к осаде, трижды поднимал и опускал мост, усиливал противовесы на подъемных механизмах, распределял людей по стенам, натаскивал солдат на слаженное и четкое выполнение абсолютно идиотских, по их мнению, приказов. Так воевать они не привыкли. Дело сильно осложнялось тем, что время от времени на стене появлялась Лаэрта и задавала каверзные вопросы, причем не Брейду, а любому попавшемуся под руку солдату:

– А эти бочки зачем?

– Огонь тушить, ваше величество. Если вдруг нас поджечь попытаются

– А эти вот трубы в бойницах?

– Для освещения, ваше величество, чтобы втихаря на стену не полезли.

Брейду временами хотелось попросту запереть ее в подвале, желательно – в пыточной. Чтобы подробно изучила хранящиеся там орудия и осознала наконец, от какой участи он пытается ее избавить. Но ведь Литания ему не простит. Да он и сам уже сомневался в необходимости всей этой суеты. Море постепенно успокаивалось, корабль мог появиться с минуты на минуту. Даже если он задержится, у Виндома уйдет не меньше суток на подготовку штурма. Брейд не позволял себе думать о том, что корабль может вообще не прийти. К примеру, его разбило штормом. А в крепости семьдесят воинов с лошадьми, и воды на три дня.

Ближе к вечеру часовые сообщили о приближении войска Виндома: по дороге двигалось около двухсот воинов, сопровождаемых обозом. Ехали они не спеша, до крепости доберутся уже к ночи.

Граф Виндом был усталым, голодным и очень злым. В этой военной кампании он не получил ни царапины, зато проигрался до нитки. Он очень рассчитывал поправить свое финансовое положение в Белой Чайке после того, как арестует императрицу: В замке было много ценностей, Лаэрте они все равно уже не понадобится.

Те фальшивые оруженосцы наврали – горную крепость никто и не думал захватывать. Он обнаружил в ней графа Хавермонца с чудовищно распухшей ногой, помешавшей ему участвовать в битве, и еще человек пятьдесят защитников. Все, остававшиеся снаружи, были мертвы или тяжело ранены, а герцог Дилейн отступил с поля боя. Как оказалось, недалеко – в первую же ночь, когда вновь прибывшие войска еще не успели толком разместиться, его солдаты ворвались в лагерь, перебили едва ли не четверть ракайцев и снова исчезли. Потом был месяц земляных и строительных работ – укрепляли крепость и готовили осаду Мозира: двигаться дальше, оставив за спиной непокорный город, было нельзя. Вот тогда граф Виндом и проиграл в кости почти все свои средства – в Феруате у благородных рыцарей было слишком мало развлечений.