Послание Горбачева участникам алма-атинской встречи содержало ряд здравых и в перспективе полезных предложений, в том числе по желательности укрепления защиты прав человека, преимуществам общего гражданства и необходимости сохранять централизованное командование над ядерным оружием. В заключение он обратился с особым призывом позволить Верховному Совету СССР провести заседание и формально распустить Советский Союз, объясняя свой совет следующим образом:
«Нам следует начать новую эру в истории страны с достоинством и в согласии с нормами легитимности. Одной из причин исторических бед наших народов явились громадные разрывы в развитии, разрушительные революции, преждевременные порядки, навязываемые обществу. У нас достаточно как предпосылок, так и опыта, чтобы действовать в рамках демократических установок».
Что касается алма-атинской конференции, то совет Горбачева оставили без внимания. Суть первоначального соглашения о Содружестве, подписанного в Беларуси, не изменилась.
Единственная уступка, которую сделали Горбачеву, касалась его личного будущего. Разговор об этом Горбачев вел с глазу на глаз с Ельциным, и встреча длилась более десяти часов. Ельцин представил требования Горбачева как непомерные, но немногие на Западе сочтут испрошенное Горбачевым неподобающим для уходящего в отставку главы государства. Он получил в свое распоряжение здание, где размещался один из научных институтов Коммунистической партии, чтобы использовать его под общественно-научный фонд.
В заключение следует сказать, что все ошибки и недочеты Горбачева не должны закрывать нам глаза на мужество, с каким он стремился изменить унаследованную им систему. Если бы, как утверждают некоторые из его критиков, единственной его целью являлось обретение еще большей власти, все усилия по осуществлению начатых им реформ не имели бы смысла. Личную власть Горбачев мог бы сохранить, удерживая страну под контролем Коммунистической партии. Его старания реформировать ее и утвердить представительную систему правления с ограниченными полномочиями невозможно объяснить, попросту отнеся их к упражнению в самовозвеличивании.
Горбачевские реформы были подлинными, и, хотя привели они к последствиям, каких он не предвидел, он прав и точен, когда утверждает, что, если сегодня у России есть возможность строить демократические институты, то это благодаря переменам, которые произошли в стране по его инициативе.
Я убежден, что в конце концов Россия будет считать Михаила Горбачева человеком, позволившим ей высвободиться из тенет. А тот факт, что он не сумел достичь Земли Обетованной, имеет значение второстепенное.
Горбачев и перестройка. Взгляд из английского посольства
Накануне победы госпожи Тэтчер на выборах 1979 года я был главой штаба политического планирования в Форин Оффис. В порядке подготовки, которую проводят все отделы Уайтхолла во время избирательной кампании, я написал доклад об отношениях между Востоком и Западом для нового министра иностранных дел, кто бы им ни оказался. И назвал Советский Союз «военным гигантом, но при этом политическим, социальным и экономическим пигмеем». В этом и последующих документах я утверждал, что страх Запада перед Советским Союзом преувеличен. В Африке, Азии и Латинской Америке Советы зарываются. Их экономическая система неустойчива. Громадная по численности и вездесущая тайная полиция – признак слабости, а не силы. Советское правительство боится собственного народа. В 1962 году оно подавило бунт в Новочеркасске, прибегнув к кровопролитию. (В разговоре со мной Виктор Луи как-то заметил, что правительство никогда не может быть уверено, что в следующий раз солдаты станут стрелять.) По контрасту с этим положением западный альянс находился в хорошей форме. В разумных пределах уверенный в себе Запад, считал я, сможет успешно справиться с советской угрозой.
Мои коллеги находили эти суждения самоуверенными. Никакого заметного влияния на образ мыслей официальных кругов они не имели, и не похоже было, что в тэтчеровскую эру их ожидает успех.
Однако я недооценил Тэтчер. В начале 1980 года ее личный секретарь, Майкл Александер, убедил ее принять участие в дискуссии о России с группой экспертов Форин Оффис. Вначале она заартачилась («Форин Оффис… Форин Оффис… А они-то что знают о России?»). Однако смягчилась и 7 февраля 1980 года в первый и, возможно, единственный раз она пересекла Даунинг-стрит и вошла в нарядный кабинет лорда Каррингтона.