«Черные полковники» открыто ликовали. Они публично хвастались, что следующим в их списке числится Шеварднадзе. И действительно, 20 декабря Шеварднадзе сообщил парламенту, что он уходит с поста министра иностранных дел. Он говорил очень эмоционально, обвиняя демократов в том, что все попрятались, и предостерегал об угрозе новой диктатуры. В конце он заявил: «Я считаю, что уйти в отставку – мой долг как человека, как гражданина и как коммуниста. Я не могу смириться с тем, что происходит в нашей стране, и с теми испытаниями, которые ждут наш народ. И все-таки я верю, что диктатура не добьется своей цели, что будущее принадлежит демократии и свободе».
К тому времени, когда я добрался в тот день до Дворца съездов, депутаты начали говорить после ошеломленного молчания. Академик Лихачев сказал, что советская внешняя политика – единственная полностью успешная сфера перестройки и призвал депутатов своим голосованием убедить Шеварднадзе остаться. Другие либералы призывали к единому отпору угрозе диктатуры и гражданской войны. Они обвиняли Горбачева в том, что он стал заложником людей в погонах, и нападали на Шеварднадзе за то, что тот покидает свой пост под огнем. «Черные полковники» захлебывались от избытка чувств. После этого говорил Горбачев, спокойно, без драматических эффектов – говорил так, как того требовала обстановка, и как он уже довольно давно не говорил. У него нет никаких важных известий о том, что какая-то «хунта» готовится захватить власть. В период трудного перехода порядок действительно необходимо поддерживать. Но сильное руководство совсем не то же самое, что диктатура. Шеварднадзе поступает неправильно, отказываясь от борьбы, – он еще может сделать много полезного. В заключение Горбачев призвал парламент проголосовать за продолжение нынешней советской внешней политики и за дальнейшее исполнение Шеварднадзе своих обязанностей. Поддавшиеся убеждению депутаты сделали так, как им было сказано, но Шеварднадзе был неумолим.
Мне было неясно, какого рода «диктатуры» опасался Шеварднадзе: слишком могущественного Горбачева или Горбачева, ставшего заложником генералов. Когда я посетил его через пару месяцев в его новом Институте внешней политики, он никак не просветил меня на этот счет. Возможно, самое простое объяснение состояло в том, что он уже знал о планах предстоящего, удара по республикам, не мог их достаточно отчетливо раскрыть, а потому выбрал этот драматический жест.
Горбачев теперь лишился своих наиболее важных советников. Бакатин был уволен, Шеварднадзе ушел, Яковлев отошел в сторону. В середине декабря Рыжков заявил парламенту: «Перестройка, какой мы ее замышляли, провалилась». Затем у него случился инфаркт и он ушел в отставку.
К концу года команды первоначальной перестройки более не существовало. Чтобы заменить прежних, Горбачев обратил свой взор на правых политиков – консервативных служак старого советского образца. Первым был Борис Пуго, сменивший Бакатина на посту министра внутренних дел. Пуго был в свое время главой КГБ в Латвии, а затем Первым секретарем латвийской компартии. Это был мягкий, внушающий доверие человек с тихим голосом, доброжелательным выражением лица, почти лысый и с кустиками волос над ушами, – по мнению Черняева, вполне порядочный человек.
Новым министром иностранных дел был симпатичный Бессмертных, профессиональный дипломат, которого перетащили с только что занятого им поста посла в Вашингтоне. Он приехал в Москву вместе со своей плачущей женой и грудным ребенком.
Кандидатом на новый пост вице-президента был Геннадий Янаев, бывший профсоюзный деятель с довольно темным прошлым. Он тоже говорил тихим голосом, курил папиросу за папиросой, а его седые волосы были так тщательно причесаны, что я заподозрил на нем парик. Парламент одобрил его назначение лишь после сильного нажима Горбачева.
Но самой главной фигурой в новом правительстве был Валентин Павлов, преемник Рыжкова на посту премьер-министра. В прошлом министр финансов, он походил на пухленького веселого гнома (Джилл считала его фигурой гораздо более зловещей – не гномом, а, скорее, троллем). Стриженный под «ежик», он имел манеру глупо хихикать и подмигивать. Непочтительные русские прозвали его «свиноеж». Из всех советских политических деятелей, каких я встречал, он был наименее привлекательным. Он был циничен, редко говорил правду и, как выяснилось во время его встреч с Джоном Мэйджором и госпожой Тэтчер, к тому же плохо разбирался в экономике.
Вскоре после вступления на свой пост, демонстрируя поразительное невежество, глупость, безответственность и ксенофобию, премьер-министр второй могущественной страны мира публично обвинил западные банки в том, что они замышляют наводнить Советский Союз рублями, чтобы вызвать крах правительства и падение Горбачева, давая тем самым западным бизнесменам возможность скупить советскую промышленность по бросовым ценам.