Горби. Крах советской империи

Новоарбатский (Кутузовский) мост, ведущий к Белому дому, был блокирован танками, на которых развевались русский и украинский флаги. На чьей стороне военные, было неясно. Толпы людей двигались по мосту с нескрываемым настроением праздничного возбуждения, смешанного с опасением. Люди, руководившие толпами, тщетно пытались помешать им двигаться к Белому дому. На другом конце моста находилась никуда не годная баррикада. Подтянулись подъемные краны, которые должны были помочь сооружению новых баррикад. Тут же находилась еще пара танков; их молодой экипаж выбрался из люков и занялся своими бытовыми заботами. Парашютно-десантных войск с их бронетранспортерами, которые, как предполагалось, должны были прибыть прошлой ночью, нигде не было видно. В ряд стояли кареты «скорой помощи». Передвижные туалеты использовались и для строительства баррикад, и по своему прямому назначению.

В противоположность пожилым демонстрантам 1989 и 1990 годов, на этот раз большую часть толпы составляли молодые люди лет двадцати-тридцати. Наконец-то молодежь Москвы пришла в движение. Вокруг каждого человека с транзистором стояли кучки людей. У некоторых были в руках гитары, и они тихонько напевали. Темпераментный молодой человек с рупором в руках вскочил на танк. Он закричал: «Иностранцы фотографируют и задают вопросы: где ваше оружие, как вы будете сражаться с солдатами? Но мы не собираемся сражаться с солдатами. Солдаты наши друзья и соотечественники. Мы будем их приветствовать и убеждать». Толпа радостно загудела, когда он сообщил, что Рязанская воздушно-десантная академия объявила, что она за Россию и будет уговаривать прибывающие войска не стрелять.

К этому времени мы все больше укреплялись в убеждении, что путч провалится. Джефф Маррелл заметил, что это напоминает Октябрь 1917 года, только на этот раз рушится советская власть. Никто из нас не думал, что доживет до такого дня. На площади позади Белого дома мы встретили Гая Спиндлера, который почти сутки пробродил вокруг здания. Он сказал, что чуть раньше здесь было, пожалуй, тысяч двести народа. Люди бесцельно слонялись, некоторые сооружали хлипкие баррикады из прутьев ограды, кусков дерева и «шведских стенок», установленных на детских игровых площадках. Согласно классическому революционному канону, из мостовой были выкопаны булыжники. Но никаких признаков организованности и серьезной подготовки к сопротивлению не было. Толпу захлестнули слухи: на пути сюда – танковая колонна; будет налет с воздуха; будет применен газ. Однако трудно было себе представить, что эти безоружные люди и эти жалкие баррикады способны противостоять сколько-нибудь серьезному штурму. Самое большее, чего они могли достичь, – заслужить звание мучеников.

* * *

В сгущающихся сумерках мы с Гаем пошли пешком в посольство. На Манежной площади был выстроен кордон из бронетранспортеров. Члены экипажей стояли вокруг своих машин или сидели на броне. У многих были значки с изображением российского флага. Вид у них был растерянный и несчастный. Одна женщина спросила интеллигентного на вид юношу, понимает ли он, что именно он тут делает. Он ответил, что ему и его товарищам сообщили среди ночи в воскресенье, что они отправляются на учения. Они захватили с собой минимальное количество боеприпасов и продовольствия. Только по прибытии в Москву они услышали, что президент Горбачев болен, и что они находятся здесь для того, чтобы поддерживать порядок. От настойчивых расспросов парню становилось все более не по себе, так что, в конце концов, он заткнул пальцами уши и сказал, что нервы его не выдерживают. Тогда кто-то поставил на его машину проигрыватель с записью призыва Ельцина к солдатам не пятнать честь русского оружия и не проливать русскую кровь. Я подумал: если бы Горбачев был способен на подобную патриотическую риторику!

Моложавый человек в твидовом костюме-тройке и с портфелем в руке сердито защищал армию. «Вам не стыдно нападать на советскую власть? А вы не боитесь, что вас арестуют?» – «Поглядите на него, – саркастически заявила какая-то женщина, – последний уцелевший обломок советской власти!» Щеголеватый и красивый молодой капитан спорил с гражданином в штатском по поводу нехватки колбасы. Штатский что-то ворчал насчет привилегий военных.

Офицер возражал, что, в отличие от штатского, он лишен возможности тратить время на стояние в очередях – его обязанности не позволяют ему этого. Офицеры не пытались оградить молодых солдат от попыток подорвать их боевой дух – еще одно свидетельство несерьезности путча. Когда мы двинулись прочь, подбежал моложавый мужчина в костюме и крикнул: «Все в Белый дом! Все на баррикады!». Люди начали двигаться назад по Калининскому проспекту к Белому дому.