Горбун

Регент установил число приглашенных в 3 000. Дюбуа его утроил. Буа Розе, церемониймейстер, втайне удвоил и эту цифру.

Если в сознание людей вселяется дух наживы, то он распространяется со скоростью чумной эпидемии, поражая все сословия от низов до королевского дворца. В те дни в торговых кварталах можно было, например, наблюдать маленьких, едва ставших на ноги ребятишек, торгующих между собой игрушками. Еще не научившись говорить, они уже осваивали азы спекуляции, превращая в товар пряники, бумажные змеи, цветные лоскуты, стеклянные шарики. Подрастая, они научаться продавать все, что попадет в их распоряжение: пропуск в модный ресторан, билеты в театральную ложу, места на церковных скамейках. Когда Гонзаго произнес: «Не так уж странно, если Буа Розе или аббат немного погреют руки на таких пустяках», он этим высказал то, что у многих было на уме.

– Пейроль мне сообщил, – сказал Гонзаго, вынимая бумажник, – будто за пачку пригласительных билетов, что его высочество герцог Орлеанский соблаговолил мне прислать, ему предлагают 3 000 ливров. Но мне такие деньги не нужны. Лучше я бесплатно раздам билеты друзьям.

В ответ раздались благодарные возгласы. У многих из этих господ уже имелись приглашения, но запас никогда не вредит, особенно, если за штуку к вечеру можно было выручить сто пистолей. Да уж, похоже в этот день не было человека, щедрее, чем принц Гонзаго. Он открыл бумажник и выбросил на стол пачку розовых карточек. На их лицевой стороне в окружении ангелочков, возносящих на крыльях виньетки из пальмовых гирлянд, изображался прекрасный юноша, – державший в руке рог изобилия сам его Всемогущий Кредит.

Все брали по несколько штук: для себя и для друзей, – все, кроме Шаверни. В нем еще сохранялись понятия чести, не позволявшие продавать то, что было получено даром. У новоиспеченного дворянина Ориоля, по – видимому, было много друзей, так как карман, в который он положил билеты, заметно вздулся.

– Господа! – предупредил Гонзаго. – Надеюсь, вы не забудете оставить два приглашения для Фаёнцы и Сальданя… Весьма странно, что они до сих пор не явились.

Действительно, такого еще не было, чтобы эти преданные служаки не прибыли на вызов хозяина.

– Я рад, – говорил принц, глядя на то, как быстро исчезали со стола пригласительные карточки, – я рад, что успел перехватить для вас эти приглашения. Запомните одно: всюду, где пройду я, пройдете и вы. Вы – мой черный легион, роковая гвардия, моя слава, и мой позор. Ваша задача – идти за мной по пятам; моя – видеть в толпе ваши лица.

Навай: – Мы готовы!

Жирон: – Все, как один!

Круглый, как мяч, Ориоль, по – кавалерийски щелкнул каблуками, воскликнул:

– Хоть в пекло!

Внезапно рьяные изъявления преданности стихли. Что-то, как порыв свежего ветра, заставило всех на мгновение замолчать. Юный Шаверни, раскрыв рот и уставившись на дверь, ведущую из кабинета Гонзаго в спальню, замер на месте. В кабинете появилась очаровательная девушка. Она видимо не ожидала здесь застать столько людей. На ее юном нежном личике играла озорная усмешка. Шагнув через порог, она уже приоткрыла рот, чтобы заговорить с принцем, но, обнаружив в комнате посторонних, смутилась, опустила вуаль и застыла, как изящное изваяние. Шаверни не мог оторвать от нее глаз. Остальные, хоть и с усилием, но не проявили к неожиданной гостье интереса. Гонзаго приблизился к пришедшей, взял ее руку и поднес к губам, напоминая скорее галантного наставника, нежели влюбленного поклонника. Девушка молчала.

– Прекрасная затворница! – прошептал Шаверни.

– Испанка! – в свою очередь проявил осведомленность Навай.

– Так вот почему мсьё принц держит теперь на замке дверь своего особнячка за церковью Сен – Маглуар! – заключил Носе.

И они, как специалисты, (кем действительно и являлись), принялись со знанием дела оценивать ее гибкий благородный стан, стройные щиколотки над изящными, как у лесной феи, ножками, роскошную копну густых шелковистых блестящих иссиня черных волос.

На незнакомке было не крикливое, но добротное платье. Оно прекрасно на ней сидело, не стесняло движений, – словом, все говорило о том, что пришедшая, не смотря на молодость, настоящая советую дама.

– Господа, – сказал принц, – я намеревался сегодня вам представить это юное и дорогое для меня дитя. Именно так, – она мне дороже титула. Но я не предполагал, что она здесь появится так рано. В данный монет, не могу вас с ней познакомить. Не пришло время. Попрошу пока не расходиться. Скоро вы нам понадобитесь.

Взяв красавицу под руку, он увел ее к себе в спальню, и затворил за собой дверь. Едва Гонзаго покинул кабинет, компания заметно преобразилась. Те, кто стоял, опустились в кресла. Горевшие огнем преданности глаза, будто потускнели. Напряженные лица расслабились, многие расплылись в улыбке. Позы приобрели вальяжность, – словом они теперь напоминали школьный класс, который ненадолго покинул строгий учитель. Один лишь Шаверни сохранил торжественную серьезность, – от его устремленного на закрытую дверь спальни взгляда казалось, вот – вот начнется пожар.

– Попутного ветра! – обрадовался Жирон.