Горбун

– Наконец-то можно немного передохнуть! – с облегчением вздохнул, вытирая пот и обмахиваясь платком Монтобер.

– Господа! – оживился Носе. – Некогда точно так же удалился от своего ближайшего окружения Великий Людовик XIV с мадам де Монтеспан. Да, да, на глазах у всего двора…, Шуази, я это, между прочим, вычитал в мемуарах твоего достопочтенного дядюшки. Так вот, там были: мэр Парижа, государственный канцлер, принцы крови, три кардинала и две аббатисы, не говоря уже о личном духовнике короля отце Летелье. Король и госпожа маркиза должны были публично сказать друг другу «прощай» и возвратиться в лоно добродетели. Мадам де Монтеспам и Великий Людовик, – оба плакали, а затем исполнили перед достославным собранием общий прощальный реверанс.

– Как она красива! – мечтательно бормотал Шаверни.

– Мать честная! Эврика! – вдруг воскликнул Ориоль. – Знаете, что мне взбрело на ум? Может быть предстоящий семейный совет нужен принцу для развода с Авророй де Келюс?

В кабинете зашумели. Многим предположение Ориоля показалось резонным, так как присутствовавшим была известна отчужденность между Гонзаго и супругой.

– Он хитер и изворотлив, как дьявол, – сказал Таранн. Способен развестись с женой и при этом оставить за собой ее приданое.

– И за это нам предстоит проголосовать, – предположил Жирон.

– А ты что скажешь, Шаверни? – спросил толстый Ориоль.

– Скажу, что вы были бы негодяями, если бы не ваша дремучая глупость.

– Эй, кузенек! – вспылил Носе. – Ты уже в том возрасте, когда за слова принято отвечать! Я могу…

– Ну, ну! – поспешил уладить скандал благодушно настроенный Ориоль. – Не стоит дергаться из-за пустяков.

Шаверни не замечал Носе.

– Как она хороша! – повторил он.

– Да наш Шаверни влюблен! – послышались голоса.

– Только поэтому я ему прощаю, – предупредил Носе.

– И все – таки, – поинтересовался Жирон, – кому-нибудь что-нибудь известно об этой девушке?

– Ничего, кроме того, что господин де Гонзаго тщательно ее скрывает, и, что Пейролю поручено удовлетворять все капризы этой милой особы.

– А Пейроль не проговаривается?

– Пейроль никогда не проговаривается.

– За это его и держат на службе.

– Она в Париже не больше двух недель, – размышлял Носе, – ведь в прошлом месяце полновластной хозяйкой особнячка нашего дорогого принца была Нивель.

– Верно. И с того времени мы ни разу не ужинали в том доме.

– Домик охраняется, – сообщил Монтобер. – В саду постоянно несут караульную службу, сменяя друг друга, Фаёнца и Сальдань.

– Сплошные загадки и тайны!

– Наберемся терпения. Сегодня должно все проясниться. Эй, Шаверни!

Маркиз вздрогнул, будто очнулся.

– Шаверни, о чем задумался?

– Что молчишь, как в рот воды набрал?

– Говори, говори, маркиз, – без твоих замечаний скучно. Валяй, режь, правду – матку. Не церемонься! Чай, голова от этого ни у кого не свалится.

– Вы, господа, по несколько раз в день готовы терять голову из-за хрустящих банкнот. Я же ради этой девушки готов потерять голову всего один раз. Раз и навсегда.

Оставив в своей конторе за обильной трапезой Кокардаса Младшего и Амабля Паспуаля, мсьё де Пейроль покинул территорию дворца через садовые ворота. Последовав по улице Сен Дени, он обогнул церковь Сен-Маглуар и, оказавшись за ней, остановился перед калиткой другого сада с оградой, почти затерявшейся под нависшими тяжелыми ветвями вязов. У Пейроля имелся ключ к этой калитке. Он вошел. В саду не было ни души. В конце тенистой аллеи, над которой сплошным сводом распростерлись кроны вязов, что придавало месту атмосферу тревожной таинственности, виднелся новый особнячок в греческом стиле. Его нарядный фасад украшал портик с рифлеными колоннами, перед каждой из которых застыла мраморная статуэтка какого-нибудь античного божества. Словом не домик, а загляденье, – последняя работа архитектора Оппенора. Мсьё де Пейроль направился вдоль аллеи, и пройдя ее до конца, вошел в здание. В вестибюле находились несколько облаченных в ливреи лакеев. При виде управляющего они вскочили и вытянулись.

– Где Сальдань? – осведомился тот у мажордома.

В ответ мажордом лишь развел руками.

– А Фаёнца?

Та же растерянность, и никакого ответа. На худощавом лице управляющего появилась тревога, и он, будто от холода, поежился. Больше ни о чем не расспрашивая, фактотум кликнул горничную и поинтересовался, можно ли войти к мадемуазель. Горничная исчезла, через несколько секунд вернулась и доложила, что молодая госпожа ожидает мсьё де Пейроля в своем будуаре.

– Я не спала всю ночь! – едва завидя вошедшего, воскликнула она. – Не могла сомкнуть глаз. Не желаю больше жить в этом ужасном доме. Здесь кругом какой-то разбойничий вертеп! Ночью на улице жуткие крики, бряцание оружия!