И, разделив акции поровну между дамами, прибавила:
– Возьмите, сударыни ваш десерт. Право же, не стоит огорчаться от небольшой оплошности!
Долго уговаривать не понадобилось. Дамы приняли дарение, но после этого каждая из них составила о донье Круц нелестное мнение. Что поделаешь? Истинная доброта всегда наказуема!
– Эй! Что же мы все приуныли? – продолжала гитана. Негоже, чтобы его светлость застал нас сонными, как мухи. Давайте ка взбодримся! Наполните бокалы. Выпьем здоровье маркиза де Шаверни! Ваш бокал, маркиз!
Маркиз протянул бокал и глубоко вздохнул.
– Будьте начеку! – предупредил Навай. – Сейчас маркиз начнет объяснять деликатность своего положения.
– Только уж не вам, – огрызнулся Шаверни. – Мне достаточно всего лишь одной слушательницы, коль ею согласится стать очаровательная донья Круц. Остальным объяснять бесполезно. Все равно никто не способен понять моего положения.
– Да уж. Понять ваше положение куда как нелегко! – подтрунила маркиза Нивель. – Ваше положение, есть положение пьяного вдрыбадан!
Все захохотали. Сильнее всех, конечно, Ориоль. Казалось, еще немного, и он лопнет, как надувной резиновый шарик.
– Заткнитесь вы, пустозвоны! – маркиз запальчиво разбил о стол свой бокал. – Пусть только еще кто-нибудь посмеет надо мной зазубоскалить! – отчеканил он, окидывая компанию гневным взглядом; впрочем, долго гневаться он теперь не мог и тут же перешел на лирический лад:
– Донья Круц, вы… вы, право же, я не шучу, – вы здесь как яркая небесная звезда среди коптящих лампадок!
Раздались протестующие выкрики дам.
– Это уж слишком!
– Вы забываетесь, маркиз! – воскликнул толстый откупщик.
– Полно вам, Ориоль! В том, что я сказал, нет ни для кого обиды. Разве что для коптящих лампадок. К тому же я говорю не с вами. Неужели мне придется обращаться за помощью к мсьё де Пейролю, – просить его запретить вам вопить? Признаюсь, что недавно он мне очень понравился, хоть это и случалось всего один единственный раз, когда он стоял привязанным к вешалке. В таком положении он был просто великолепен! Но сейчас мне хотелось бы вам, милая донья Круц, объяснить мое собственное положение.
Маркиз взял гитану за руки.
– Ваше положение для меня совершенно ясно, Шаверни, – ласково улыбнулась маркизу гитана. – Сегодня ночью вы женитесь на очаровательной девушке…
– Очаровательной? – хором воскликнули присутствующие.
– Очаровательной, – подтвердила донья Круц, – юной, умной, доброй, и к тому же не имеющей ни малейшего представления о голубеньких.
– Какой-то бред сивой кобылы! – с уксусной улыбкой пробормотала Нивель.
– Вы сядете с молодой женой в почтовую карету и увезете ее…
– Ах, – перебил маленький маркиз, – если бы это были вы, милое дитя!
Донья Круц напомнила его бокал до краев.
– Господа, – прежде, чем его опорожнить объявил Шаверни, – донья Круц только что объяснила мое положение лучше, чем это удалось мне самому. Итак, оно, прежде всего, романтично. Романтично, как нельзя более.
– Пейте же! – опять улыбнулась гитана.
– Послушайте! – Шаверни вдруг сменил тон. – Господа, у меня уже давно назрело одно желание!
Внезапно возникшая на его лице озабоченность всех заинтересовала.
– Ну-ка, ну ка, Шаверни, что у тебя там еще назрело?
– Посмотрите, здесь много незанятых мест. Этот стул предназначен моему кузену Гонзаго, этот – Эзопу II. А вот этот? Кому принадлежит этот стул?
И он указал на кресло, помещенное как раз напротив кресла Гонзаго. Оно пустовало с самого начала ужина.
– Мое желание состоит в том, чтобы на это место была немедленно приглашена моя невеста!
Донья Круц ухватила маркиза за руки, пытаясь его остановить. Ну, отвлечь его уже было невозможно.
– Какого черта? – голос маркиза набирал силу. Его пошатывало, но он поддерживался за стол. Длинные волосы свисали ему на лоб. – Я вовсе не пьян, имейте в виду!
– Выпейте и немного помолчите! – шепнула ему донья Круц.
– С удовольствием, звезда моя небесная! С удовольствием выпью! Господь свидетель, – я хочу выпить. Но я не хочу молчать. Не хочу и не буду. Мое желание справедливо. Оно проистекает из моего положения… положения жениха. Жених я или не жених, в самом деле? Я требую сюда невесту потому, что… потому, что… кстати, послушайте ка…, вы все, кто здесь собрался…
– Послушайте, послушайте! Он красноречив, как Цицерон! – в очередной раз проснувшись, съязвила Нивель. Саданув по столу кулаком так, что задрожали тарелки, Шаверни с нарастающей страстностью продолжал:
– Это идиотизм! Понимаете идиотизм!
– Браво, Шаверни! Ты прав!
– Великолепно, маркиз!
– Оставлять место свободным – полный идиотизм!
– Потрясающе, Шаверни!
– Бьешь в яблочко!
– Когда ты прав, то никто тебе не скажет «фи»!
Присутствовавшие поддержали маркиза рукоплесканиями. Однако было заметно, что удерживать мысль тому с каждой минутой становилось труднее.
Вцепившись в скатерть, он, наконец, завершил:
– Идиотизм оставлять место свободным, если мы больше никого не ждем!