Горбун

– Провалиться мне на месте! – криво усмехнулся Гонзаго. – Похоже, нам собираются организовать круг для поединка, как во времена рыцарских турниров. Впервые в жизни Филипп Орлеанский вспомнил, что он сын воина. Что ж, подождем пока подойдут судьи.

– Подождем, – согласился Лагардер.

Улучив момент, когда шевалье слегка отвлекся на прибывавшую публику, Гонзаго неожиданно сделал резкий выпад, устремив шпагу Лагардеру в грудь. Но уловка принца не удалась. Шпага в руках искусного мастера, – словно живое существо. Без видимого усилия клинок Лагардера легко парировал удар врага и сразу же нанес ответный. Острие шпаги шевалье, попав Гонзаго чуть выше живота, издало металлический звон и со скрежетом отломилось. Не зря сегодня принц потел, пристегивая кольчугу.

Не отступив ни на шаг, Лагардер в последний миг ловко увернулся от следующего удара Гонзаго, и тот, не сдержав инерции, пролетел мимо, – таким образом, противники поменялись местами. Во время перемены положений Лагардер успел схватить шпагу Кокардаса, которую тот ему протянул эфесом вперед.

Лагардер стоял теперь спиной к своим учителям фехтования. Гонзаго, оказавшийся чуть ли не у входа в склеп, повернулся затылком к подбегавшему в окружении свиты герцогу Орлеанскому. Гонзаго отлично владел клинком, к тому же защищать ему приходилось только лицо. Но Лагардер вел с ним бой, словно играя. Шевалье понадобилось сделать лишь два выпада, и шпага Гонзаго, выбитая у того из рук, упала на землю и, недолго пружинисто потанцевав, замерла. Принц нагнулся, чтобы ее поднять, но шевалье на нее наступил.

– О, шевалье! – отдуваясь, произнес подошедший, наконец, регент.

– Ваше высочество, – ответил Лагардер. – Наши предки называли это судом Божьим. Сегодня мы утратили веру. Но атеизм не может убить Бога, равно, как человеческая слепота не способна погасить солнце.

Регент о чем-то вполголоса совещался со своими приближенными.

– Будет нехорошо, ваше высочество, если мы прибегнем к казни на эшафоте, – шептал президент де Ламуаньон, – этот чертов герцог Мантуанский числится среди первых вельмож французского королевства.

Услышав этот разговор Анри сказал.

– Сегодня должен быть приведен в исполнение приговор, вынесенный Пылающей палатой убийце Филиппа Лотарингского де Невера. Вот его могила. Пусть же совершиться публичное покаяние. Только вместо меча палача будет действовать шпага.

Лагардер поднял валявшуюся шпагу Гонзаго.

– Что вы делаете? – изумился регент.

– Ваше высочество, – ответил Лагардер. – Этой шпагой был убит де Невер. Пусть же этот самый клинок покарает убийцу!

С этими словами шевалье бросил к ногам Гонзаго шпагу Кокардаса, которую тот тут же поднял.

– Крапленый туз! – пробасил гасконец. – Ну, теперь-то, уж ему несдобровать!

Члены фамильного совета расположились вокруг противников широким кольцом. Зрителей было много. По левую руку от регента тесно жались друг к другу обе Авроры; мать и дочь. Рядом с ними стояла донья Круц. Кроме государственных сановников, военных и полицейских чинов, были служащие и должностные лица всех рангов, а также некоторые зеваки, успевшие проникнуть с улицы еще до того, как было выставлено оцепление. Конечно же, среди них находились кумушки с улицы Певчих во главе с Матильдой Балаоль, а также вездесущие пожилые аристократы: барон де Юноде и барон де Барбаншуа.

Здесь были первая камеристка принцессы Мадам Жиро, а так же ее новая повариха Франсуаза Беришон с внуком Жаном Мари. Впереди храбро выделялся первый придворный лекарь мсьё де Свань со своим неразлучным саквояжем, полным пиявок. Он уже успел перевязать плечо Шаверни и теперь ожидал исхода предстоящего поединка.

Когда оба противника стали наизготовку, Филипп Орлеанский, вероятно не очень отдавая себе отчет в том, что делает, принял из рук брата Паспуаля пылающий факел и высоко поднял его над головой. И это – регент, фактический глава государства!

– Не забывай, что у него кольчуга! – пробормотал за спиной Лагардера Паспуаль. Но в его предупреждении уже нужды не было. Лагардер в мгновение ока преобразился. Расправив свой могучий торс, он откинул со лба волосы и предстал перед зрителями во всей красе.

Маневрируя короткими точными движениями, он медленно и неотвратимо заставлял Гонзаго отступать до самого входа в склеп.

Едва лишь тот коснулся каблуком мраморного порога, клинок шевалье без видимого движения руки, будто сам собой, взлетел вверх, описав острием полукруг, как это делают фехтовальщики, отбивая атаку по первой позиции.

– Удар Невера! – выпалили в унисон гасконец и нормандец.

Содрогнувшись странной волной, фигура Гонзаго медленно осела на плиты. В следующий миг, поджав под себя руку, судорожно вцепившуюся в эфес шпаги Кокардаса, принц упал на спину. В его лбу зияла кровавая дыра.

Принцесса и донья Круц подхватили под руки Аврору де Невер, готовую в любой миг потерять сознание.

Доктор де Свань наклонился над тем, что несколько секунд назад было принцем де Гонзаго и, произведя надлежащий диагностический ритуал, не без удовольствия объявил:

– Пациент мертв!

Регент в окружении свиты поднялся на паперть.