– Вот теперь, похоже, нам удалось от них отделаться. Сейчас нужно просушить одежду и меня перевязать.
– Вы ранены? Я это сразу поняла! – воскликнула я сквозь слезы.
– Ничего, пустяки! – ответил он, улыбнувшись, и направился в дом предавшего нас фермера. Муж и жена сидели у горящего очага и, смеясь, о чем то переговаривались.
Чтобы свалить их на пол и связать попавшими под руку простынями Анри понадобилось всего несколько секунд. Те, решив, что он собирается их убить, жалобно завопили.
– Заткнитесь, выродки! – крикнул он на них. Конечно, следовало бы поджечь вашу вонючую халупу. Вы того заслужили. Но я этого не сделаю. Благодарите судьбу, что со мной ребенок. Молитесь за нее, ибо она ваш ангел спаситель, – и он погрузил свою огромную ладонь в мои мокрые волосы.
Затем мы быстро поднялись в верхнюю комнату, где во время побега оставили свои вещи. Вытащив из моего мешка чистую ночную рубашку, я ее разорвала и перевязала его рану. К счастью она оказалась неглубокой. Пуля прошла по касательной, расцарапав кожу на его левой руке повыше локтя. Крови, однако, просочилось немало, потому что он много двигался. Потом я сбросила мокрую одежду и разостлала ее на подоконнике. В ожидании пока ветер все просушит, завернулась в плащ Анри.
Он сказал:
– Мне уже совсем не больно! Ты опять меня вылечила, мой добрый ангел!
Около трех часов ночи мы, собрав наши пожитки, вышли во двор. Анри вывел из конюшни старого мула. Другого транспорта в стойле не оказалось. Открыв дверь в общую комнату, где на полу по прежнему лежали связанные хозяева, Анри, не входя в дом, бросил к их ногам два золотых и крикнул:
– Если те вернуться, передайте привет от Лагардера и скажите: „Господь и Пресвятая Дева покровительствуют сиротам. У Лагардера нет сейчас времени для мести. Но пробьет час, и он найдет тех, кто его преследовал!“
После этого мы тронулись в путь. Старый мул оказался куда выносливее, чем поначалу могло показаться. К рассвету мы уже добрались до Эстреллы, там наняли проводника, который нас вывел, через горный перевал на дорогу, ведущую к Бургосу. Анри хотел как можно подальше уйти от французской границы, потому, что нас выслеживали именно французы. Он намеревался добраться до Мадрида.
Дети, особенно те, кто рано расстался с матерью, часто утешают себя мечтами. Вы, ведь, наверное, очень богаты, дорогая матушка? Иначе как можно объяснить что меня, вашу дочь так упорно кто то преследует? Если вы богаты, вам, конечно трудно вообразить, что такое долгий путь через живописную Испанию, под ослепительно чистым небом на много лье распростершую свою горделивую нищету. Бедность оскорбительна человеческой натуре. Не смотря на молодость, я это хорошо понимаю. Раса мавританских рыцарей конкистадоров в нынешнее время захирела. От их прежнего блистательного героического духа сегодня не осталось ничего, кроме гордости, которая, будучи облаченной в лохмотья, выглядит жалко.
Общая картина удивительна: жители – ленивы, унылы, по горло погрязли в своей чванливой нищете. Испания напоминает девушку, которую мы как то встретили на дороге. Она несла корзину цветов. Увидев ее издалека, я была очарована ее стройной фигурой и ярким платьем. Но когда она подошла ближе, то вдруг заметила, что лицо ее покрыто красивой карнавальной маской, на которую налипла дорожная грязь, а цветы в корзине наполовину увяли. В стране много рек и ручьев, но испанцы до сих пор не построили водопровода. Если где то собрались около сотни грабителей с большой дороги, то это место называется деревней. Их главарь именуется главным алькальдом, (то же, что во Франции мэр). Он назначает себе нескольких помощников, которые тоже называются алькальдами, – только не главными. Все они являются, или, по крайней мере, считают себя представителями благородного сословия. Вокруг деревень земля по большей части невозделана. Жители полагают, что вполне могут обойтись теми дарами, которые им приносят путники. В этом они отчасти правы так как, представляя кратковременный приют, выручают средства, способные обеспечить каждого постоянного жителя, как самое малое, большой золотистой луковицей… в день. Алькальды и их семьи имеют больше, чем их соплеменники, так как в течение дня могут позволить себе съесть по целых две луковицы на человека. Те же, кто, превращая желудок в культ, позарятся на большее, обычно кончают плохо, – завистливые соседи время от времени либо вспарывают им животы, либо пристреливают из ружья.
Очень редко на постоялом дворе можно найти какую-нибудь еду. Постоялые дворы здесь по большей части бандитские приюты, где путешественника, освободив от его имущества, частенько препровождают на тот свет. Посадеро, хозяин придорожной гостиницы, как правило, надменный, несловоохотливый человек, принесет вам охапку сена в мешке из дерюги. Это у них называется матрац. Если по счастью в течение ночи вам не перережут горло, то утром вы заплатите за ночлег и отправитесь дальше натощак.