Гордая птичка Воробышек

Его лицо не меняется, как ожидается мне, всего лишь омрачается усталостью и печалью. Слова не жалят, а значит, слухи, наперекор словоохотливому окружению, остаются только слухами, и бывшей модели второсортных журналов так и не удалось забраться под Босса. Что ж, старик хоть в этом ты молодец.

– Илья, прекрати, – отвечает он. – Тебе известно мое отношение к Ирине. Она тут только из-за Якова.

– Мне все равно, Большой Босс. Мне действительно все равно, поверь, – честно признаюсь. – Я не видел тебя два года и не знаю, захочу ли увидеть вновь.

Я догоняю птичку, и мы молча минуем зимний, освещенный фигурными фонарями парк и вытянувшийся наизготовку пост охраны. Когда мы выходим за массивные раздвижные ворота и оказываемся возле моего автомобиля, я останавливаю ушедшую в себя девчонку за руку и говорю:

– Брось печалиться, Воробышек. Ты ничего никому не должна, слышишь? Наплюй. А слова Ирки – это просто злые слова недовольной жизнью стервы. Я так не думаю.

Мне не нравится выражение ее лица. Оно странно неживое и отрешенное, как будто ей все равно, что происходит вокруг. Но сероглазой птичке не провести меня. Она смотрит так, как смотрит в мир человек, которого оскорбили.

Черт! Если бы я думал, что девчонке будет интересно услышать от меня о сволочной натуре Яшкиной подруги и успокоиться – я бы рассказал. Но боюсь, Воробышек мало интересуют хитросплетение моих прошлых отношений.

– Илья, я обещала, и это решено, – отрезает она все заготовленные мной доводы. – Я дала слово твоему отцу и вернусь. Но я не обещала, что с тобой, хотя он очень этого хочет. Ты свободен сам решать, где тебе встречать Новый год и с кем, кто бы что ни думал. Ты можешь планировать вечер, как задумывал.

– И как ты себе это представляешь, птичка? – тихо интересуюсь я.

– Очень просто, – пожимает она плечом, глядя мимо меня. – Я приеду, отсижусь где-нибудь в сторонке под елкой часа два и вернусь в город. Возможно, даже наемся от пуза. Как думаешь, я смогу в полночь вызвать такси? Или в праздник это проблематично?

Я не знаю, что на это сказать, какие мысли бродят у девчонки в голове, поэтому просто распахиваю перед ней дверь машины и коротко командую:

– Садись, Воробышек, поехали.

– Но мне… – пытается она возразить, и я вновь настойчиво повторяю:

– Садись!

Она послушно забирается внутрь и дает мне пристегнуть себя к креслу ремнем, растерянно мнет на коленях сумку. Едва я завожу мотор и трогаю машину с места, говорит:

– Илья, если не трудно, мне бы к автобусной остановке на Новотрипольском шоссе. Там где за Черехино Бурый Яр. Я домой.

– Хорошо.

– Люков, ты специально проехал, да?

– Да.

– Но мне в Гордеевск! Вечерние рейсовые еще ходят!

– Я знаю.

– Ты не должен совсем… Праздник ведь…

– И ты.

Она упрямо отворачивается и замолкает, а я смотрю сквозь опустившийся вечер на гуляющую полупустой трассой снежную поземку и веду машину в незнакомый городок, откуда приехала так неожиданно ворвавшаяся в мою жизнь птицей феникс гордая золотоволосая девчонка.

– Останови здесь, пожалуйста, – просит меня притормозить воробышек у работающего продуктового киоска, когда мы въезжаем в Гордеевск и минуем центр, выскакивает наружу и покупает два батончика «Сникерс» и сетку апельсинов.

– Мальчишкам, – почему-то виновато поясняет, пряча глаза. – Они у нас с мамой сладкоежки. А нам на улицу Молодежная, дом двадцать пять.

Навигатор работает исправно, и уже через два квартала приводит меня к блочной девятиэтажке, затесавшейся в стройном ряду похожих домов. Возле подъезда, на который указывает девушка, шумно и весело. Новый год еще не наступил, но веселой компании молодежи, давшей название улице, облепившей длинную скамейку возле парадного, похоже, все равно. Заметив секундное смятение в лице Воробышка: нахмуренный взгляд и закушенный кончик губы, напряженную спину, я невежливо предлагаю, отбирая у птички из непослушных рук апельсины:

– На чай напроситься можно, Воробышек? Я здорово замерз.

– Что? – переспрашивает девушка, словно отвлекшись от одолевающих ее мыслей, и тут же облегченно выдыхает, высвобождая пальцы: – Да. Да, Илья, конечно.

Мы вместе выходим из машины и направляемся к дому. Девчонка коротко кивает кому-то, поприветствовавшему ее со скамейки, поздравляет в ответ с наступающим Новым годом, и под короткий многозначительный свист в спину, впускает нас в подъезд. Здесь не было того, кого она боялась увидеть, считываю я информацию с ее лица и запасливо оставляю это невольное откровение на потом.

Лифт старый и тесный, и на седьмой этаж поднимается слишком медленно. В какой-то момент воробышек, почти упершаяся носом в мою грудь, поднимает глаза и порывается что-то сказать, но встретившись с моим взглядом, сразу же отводит их в сторону.

– Если хочешь, я подожду тебя на площадке, птичка. Или спущусь в машину, – догадываюсь я о ее смущении.