Она туже запахивает на груди и шее халат, словно желая укрыться за мягкой тканью от моего прямого взгляда. Проводит непослушной ладонью по бледной щеке, виску, склоняет голову, прячась за волосами...
- Согласие стоило мне трех дней пребывания в доме Игоря и представления друзьям и семье как его постоянной девушки. Которую можно брать столько раз, сколько захочешь. Без стеснения называть любимой, но напоминать о долге всякий раз, когда ее губы отказываются отвечать на ненавистные поцелуи, а тело сжимается и дрожит от отвращения к настырной смелости жадных пальцев. И ничего нельзя сделать, ничего. И ответить нечего на то, что холодная и бесчувственная. Что неблагодарная кукла.
Я хорошо запомнила эти пальцы, следы их прикосновений две недели сходили с моей груди и бедер, я так ненавидела их. Так хотела, чтобы они оставили меня в покое...
Все закончилось очередным новым платьем и шумной вечеринкой в незнакомой компании в каком-то модном клубе, на которой Игорь объявил меня своей невестой и предложил принять от него обручальное кольцо. Он выглядел таким уверенным, словно ему по силам было чувствовать счастье за нас двоих... Словно мой ответ и не интересовал его.
Воробышек смотрит на меня, и я говорю за нее:
- Ты не взяла.
- Нет. Я отказалась принять кольцо, честно ответив, что не питаю к нему ответных чувств. Что... что лучше умру, чем стану его женой. Что он может хотеть, но его желание никогда не исполнится. И что его смех в ответ на мои слова - совсем не его победа надо мной, а моя, потому что он для меня навсегда останется пустым местом.
Я знала, что Игорь не простит мне прилюдного унижения. Я еще никогда не видела его таким злым и желала только остаться целой после его рук. Он привез меня в свой дом и долго мучил, заставляя чувствовать кожей его разочарование и обиду, а потом сильно напился, закрывшись со мной в комнате и твердо пообещав доказать наутро, как я ошибалась.
Я сбежала ночью, отобрав у него ключ и незаметно покинув дом. Когда меня увидела мама, она долго плакала, прося прощения. Все время, пока помогала мне собирать вещи и провожала ранним утром на вокзал, отправляя к тетке, - и за это я еще больше ненавижу его.
Через две недели мама помогла мне переехать в этот город, воспользовавшись давним знакомством с Синицыным, перевестись в университет и начать новую жизнь. Вот, пожалуй, и все. Осталось только сказать, что у меня почти получилось.
- У тебя получилось, воробышек. Не почти, а получилось.
Она вновь садится на постель, сминая на коленях халат. В комнате холодно, она только что пришла из душа... Я вижу, как кожа на голых икрах девчонки покрывается мурашками.
- Илья? - птичка стыдливо касается взглядом моего лица.
- Да?
- Я... так хотела, чтобы праздник для тебя стал настоящим. Домашним. Ты этого заслуживаешь. Чтобы твоим друзьям понравилось... Я не могла подумать, что сама... что из-за меня... Илья, пожалуйста, извини за все и... спасибо, что пришел.
Я молчу, наблюдая за девчонкой. Только сейчас обращаю внимание на доносящиеся из-за стен и двери звуки вечернего общежития, готовящегося достойно встретить рождественскую ночь. Обвожу взглядом полуосвещенную комнату, поднимаюсь со стула и твердо говорю:
- Одевайся, воробышек. Нам пора.
Птичка удивленно вскидывает голову и снова туже запахивается в халат.
- Куда? - спрашивает растерянно.
Я передергиваю плечами и честно отвечаю:
- Не знаю, воробышек, дорога покажет. Просто пойдем.
- Ты... уверен? - задает она странный вопрос и хмурит брови, вглядываясь в мое лицо.
- Уверен, птичка. Оденься потеплее, ты совсем замерзла, и возьми с собой теплые носки. Я подожду за дверью.
- Нет! - она останавливает меня, стремительно поднимаясь с кровати. - Не уходи, - просит, делая ко мне шаг, но тут же поспешно отступает. - Не надо. Просто отвернись, этого будет достаточно.
Она не хочет оставаться одна, понимаю я, но признаться в этом выше ее сил, и я уступаю. Я отворачиваюсь к двери и целую минуту разглядываю трещины в старой деревянной панели, соблюдая кодекс приличия, но девчонка манит меня к себе, как ночного мотылька фитилек, и я поворачиваю голову и нахожу ее отражение в потемневшем по краю овальном зеркале на стене...
Черт!
Птичка сняла халат, оставшись в черных трусиках-бикини, и ее стройная спина с перекинутыми на плечо волосами, тонкая талия и округлые бедра заставляют меня глубже вздохнуть и с досадой и болью за девчонку стиснуть зубы: я слишком сильно соскучился по ней, слишком сильно ждал встречи, чтобы сейчас заставить себя хоть на секунду отвести от нее взгляд. От моей птички, едва не угодившей в пасть к Ящеру.
Как же я тосковал по тебе, воробышек! Я бы проклял себя, если бы не успел.