Гордая птичка Воробышек

  Я не хочу танцевать, не хочу. Я так наказала себя за свою юношескую любовь-ошибку и не намерена отступать от слова. А все мои увлечения остаются только за закрытой дверью в редкие часы уединения. Да, я знаю - это глупо, но мне так легче. Напрасно мой бывший партнер принес вслед за мной документы в хореографическое, надеясь на примирение. Он ошибся. Я больше никогда в жизни не захочу видеть его лицо, слышать голос... и чувствовать общий танцпол под ногами. И никогда не стану жалеть о сделанном, пусть этим он и перечеркнул выбранный мной путь.

  Я долго уговариваю себя оставаться равнодушной к окружающим меня звукам музыки, слежу за громким разговором ребят, болтаю сама, стараясь не замечать, как мое тело предательски отзывается дрожью на каждую приятную слуху композицию. Я знаю, что оно хочет и к чему призывает, слышу его горячее желание, пульсом толкающееся в кровь, - эх, Колька-Колька! - и стараюсь унять биение сердца холодным глотком "Мохито".

  К черту! К черту танцы, Воробышек! К черту!

  Девчонки идут подышать на воздух, и я иду вместе с ними - мне тоже не мешает остыть. Кто-то у выхода больно толкает меня в плечо, от неожиданности я почти падаю и, вцепившись в рукав Лиды, подняв глаза, замечаю остановившуюся перед нами Нарьялову. Первую красотку факультета в ультракоротком серебристом платье.

   Девушка улыбается, кладет ладошку на грудь и виновато замечает:

  - Прости, дорогуша, я такая неловкая! С тобой все в порядке? Очёчки не потеряла?

  Она толкнула меня намеренно, это ясно. Удовольствие от сделанной пакости сладкой патокой растекается на "мэйкапистом" лице блондинки, и мне остается только удивляться ее замашкам тринадцатилетней школьницы.

  - Вполне, - отвечаю я. - Как видишь, нет, - показательно поправляю очки и прямо расправляю плечи. - Ты что-то хотела, - проникновенно интересуюсь, - неловкая?

  Она продолжает стоять, свысока сверкая глазами на мой праздничный прикид, и мне приходится повторить вопрос, тверже сжав дергающийся рукав Петровой:

  - Чего тебе, Нарьялова? Не томи.

  Но томить меня ответом девушка не собирается. Она отбрасывает с плеч волосы, крутит на пальчике брелок сотового телефона и кривит в усмешке бледно-глянцевые губы. Говорит покровительственно:

  - И в мыслях не было, девочка. Просто думаю, пожалеть тебя или позлорадствовать? Второе мне видится куда привлекательней первого.

  - По поводу? - уточняю я. Мне вдруг кажется, что кого-то из нас двоих ветер несет в неизвестном направлении.

  - Я ведь говорила, что Люков тебя бросит, а ты не верила, - улыбается девушка. - Теперь вот радуюсь своей проницательности. Весь вечер в одном зале, и надо же, ни одного взгляда Ильи в твою сторону. Бедная брошенная девочка! И не танцует она, и на парней не смотрит. Если так дело и дальше пойдет, как бы ручки на себя с горя не наложила. Подошла вот спросить: может помочь чем?

  Ах, вот оно что, понимаю я, торжество справедливости налицо. Что ж, следовало сразу догадаться в ком причина. Я оглядываю зал вслед за Нарьяловой и замечаю Илью у освещенного бара, в компании незнакомых девушек и парней. Хотя нет, щурю глаза и грустно улыбаюсь своим мыслям, знакомые лица в этой компании все же имеются.

  - Спасибо, Лиза, за участие, - говорю спокойно, отводя взгляд от хмуро скрестившего руки под подбородком парня, - но предпочитаю горе переносить в одиночку. Не замечает Люков, не надо, буду и дальше биться в тихой истерике. Зато ты, смотрю, сегодня на меня все глаза проглядела. Извини, Нарьялова, искренне сочувствую, но ответить взаимностью не могу. Я не разделяю страсть к однополым отношениям. Идемте, девочки! - подхватываю под руки опешивших от моих слов Зотову и Петрову и увожу их через номерки и гардероб на улицу.

  Девчонкам хватает такта смолчать и удовлетвориться сухой отмашкой на немой вопрос, и мы стоим на улице минут двадцать, вдыхая морозный воздух с тонким ароматом ментола и слушая приглушенную клубную музыку, примкнув к хохочущей стайке девиц из параллельной группы. Как было бы сейчас хорошо и вовремя уйти домой, внезапно думаю я под дружный девичий щебет, но вспоминаю, что опрометчиво оставила сумку с ключами от комнаты и телефоном на попечение Невскому, и только потуже запахиваю на груди борта куртки.

  Ясно, у Петровой неразделенная страсть к Рябухе, а Зотова уже пару раз допускала к телу отличника Боброва, я жму плечами, когда на обратном пути к нашему столику обмен тайными девичьими подробностями доходит до меня. Никакой личной жизни, девочки. Одна учеба и работа. А Люков? А что Люков? Ну да, херувим и лапочка, и циничный бабник, ага, но все сказанное Лизкой о нас слухи, и только. Нет между нами ничего, и никогда не было. Да и с чего вдруг?