Гордиев узел Российской империи

Из их воспоминаний вырисовывается особый образ формировавшегося нового интеллигента с исключительно открытым отношением к миру. Полученный опыт отдалял этих людей от своего окружения. С. Стемповский критически относился к своим теткам, у которых в начале учебы жил в Каменце: «…был это круг помещиков и богатых городских обывателей, пенсионеров, людей свободных профессий и ханжей». Он с огромным удовольствием углубился в чтение произведений Н.Г. Помяловского, Г.И. Успенского и многих западных авторов: Э. Сю, Ч. Диккенса, Байрона, Ф. Шиллера, А. де Ламартина («История жирондистов»), П. Феваля и отдалялся от христианской веры, прочитав книгу Дж.В. Дрэпера «История отношений между католицизмом и наукой». Именно таким образом ему удавалось избежать душной атмосферы, царившей в официальном образовании, «переживавшем как раз нашествие на русские гимназии Лейпцигских филологов, очень плохих педагогов. Их лично проверял знаменитый реакционер, министр Дмитрий Толстой, для оглупления нас немецкой филологией». Дальше он пишет: «Поляки в классе делились на два вида: заправил, щеголей, гуляк, картежников, дамских угодников, далеких от книг… Мы же тайно читали польские книги, на имя моей мамы я выписывал газеты “Przegląd Tygodniowy” и “Prawda” Свентоховского. Так мы знакомились с “варшавской прогрессивной мыслью” и с направлениями западной мысли (Боклем, Тэном, Дарвином, Золя, Брандесом)… У нас была спрятанная на фабрике газированной воды библиотека “антиправительственной и антиклерикальной” литературы». Они ненавидели общую молитву, с возрастом открыли Маркса, но находились под влиянием скорее «Земли и воли» и народовольцев. Их богом был Лев Толстой: «С характерной для нашего возраста восприимчивостью мы увлеклись толстовским культом простого образа жизни и присоединили его идеи к уже созревшему в нас бунту против любого насилия. Толстой был нашим Руссо из вторых рук и оказал большое влияние на мое духовное развитие». Однажды одного из учеников застали в общественном месте за чтением «Политической экономии» Дж.С. Милля в переводе Н.Г. Чернышевского. Полиции удалось сразу узнать о библиотеке, однако библиотекарь, еврей Эпельбойм, успел все спрятать. Так выглядела гимназическая жизнь во времена знаменитого распоряжения министра просвещения о запрете принимать в школу детей из «опасных классов» поваров и прислуги («циркуляр о кухаркиных детях» 1887 г.). Автор воспоминаний, несмотря на запрет, давал частные уроки и сдал экзамены на аттестат зрелости в 1888 г., когда было принято только 16 из 45 учеников, приступивших к экзамену, что является еще одной иллюстрацией не изживаемого в России опасения перед образованием. «Горе от ума» не теряло своей актуальности1382.