Гордон Лонсдейл: Моя профессия — разведчик

Я отметил одинаковое, замкнуто-официальное выражение их лиц, словно заявлявших: «Не знаю, как вы, но я прибыл сюда по долгу службы». Весь вид их словно бы говорил, что им нет никакого дела до остального мира, равно как и остальному миру не должно быть никакого дела до них. Я не мог не заметить и несколько самоуверенную манеру держаться, и подчеркнутую аккуратность в одежде, характерную для человека, всю жизнь носящего военную форму.

Было заметно, что наша группа отличается от других. Тут не оказалось ни одного азиата или африканца, а в зале их было много. Средний возраст студентов был по крайней мере лет на десять выше. Наконец, почти все они были одеты в традиционную «форму» английских служащих — чёрный пиджак, чёрные брюки в серую полоску, белую сорочку с тёмным галстуком, котелок, в руке — туго скрученный чёрный зонтик, который почти никогда не используется по прямому назначению, а скорее служит тростью.

Бегло оглядев своих, подчеркнуто аккуратно одетых однокашников, я понял, что поступил правильно, оставив дома пиджак из грубошёрстного твида и серые брюки — большинство английских студентов одевались именно так, и было соблазнительно одеться на такой же манер, чтобы сразу же раствориться в общей массе. Именно этот костюм носил я и во время поездок по городу.

Но, поразмыслив, решил отказаться от твида — будущие соученики, узнав, что я канадец, сочли бы моё одеяние дешёвой попыткой сойти за англичанина или даже некоей формой подхалимства, чего сыны Альбиона не уважают. Как я уже сказал, одежда разведчика — не всегда он сам, не всегда его личные вкусы и привычки.

Итак, в тот сырой октябрьский день я был в костюме английского производства, который предусмотрительно купил в Канаде незадолго до выезда в Европу. Это был строгий тёмно-серый костюм фирмы «Лонсдейл и К°», что и решило выбор, который я сделал в знаменитом оттавском универмаге «Огилви». В то время тёмно-серые костюмы из «гладкого», без полосок материала были весьма модными среди американских и, следовательно, канадских бизнесменов, и я рассудил, что это именно та одежда, которая нужна мне на первый период жизни в Англии.

Почему-то англичане свято убеждены, что все поголовно американцы обожают яркие галстуки совершенно невероятных расцветок, что отнюдь не соответствует действительности, так как и среди последних немало таких, которые считают подобное признаком вульгарного вкуса. Тем не менее я решил не разочаровывать своих будущих знакомых и повязал именно такой петушиный галстук, что делало меня в глазах студентов типичным представителем Северной Америки.

Яркие, в красную и синюю полоску, носки усиливали это впечатление. И, наконец, почти белый плащ — а лондонцы не носят слишком светлых плащей из-за страшной копоти и отнюдь не низких тарифов в химчистке — логично завершал мой внешний вид.

Впоследствии я, конечно, перешёл на английскую манеру одеваться, что мои знакомые, надо полагать, отнесли за счёт благотворного влияния «старой доброй Англии». На самом деле, как видим, мотивы были несколько иными.

Но вот в аудиторию вошёл профессор Саймонс.

Знаменитый китаист, автор нашумевшей грамматики, построенной на математических формулах, Саймонс был худощав, коротко пострижен, сед. Он сильно сутулился и говорил с небольшим немецким акцентом, но одевался как все английские преподаватели — твидовый пиджак, в тон ему серые брюки (этакая униформа высших учебных заведений).

Он начал свою вступительную лекцию в шутливой манере, заставив студентов улыбнуться. Я уже знал, что в Англии считается хорошим тоном читать доклад, пусть даже на самую серьёзную тему, не слишком серьёзно и официально и что превыше всего в лекторе ценят чувство юмора, умение расшевелить аудиторию. Англичане справедливо считают, что с таким «гарниром» слушатель лучше усваивает знания.

— Увы, — сказал профессор, прохаживаясь по аудитории, — я полон зависти к вам, мои дорогие коллеги, ибо только сейчас, отдав без малого полвека Китаю, наконец понял то, что вам ещё только предстоит понять: овладеть этой великой и древней языковой стихией — невозможно! И это так же верно, как то, что никто из сидящих здесь, как бы ни старался, не сможет придать своему лицу черты китайской физиономии. Впрочем, каждому вольно попробовать это. В таком случае мне остается только пожелать удачи безрассудному…

Затем он рассказал несколько анекдотов по поводу китайских иероглифов.

— Вы должны знать, — говорил он, рисуя мелом на доске черточку, — что все иероглифы можно расчленить на двести четырнадцать элементов. Этот элемент — он означает понятие «крыша» — один из них. А вот этот — он провёл черту пониже — не что иное, как всем вам хорошо известное слово «женщина». А в целом эти две линии читаются как один иероглиф, означающий «спокойствие». Итак, сделаем для себя важный вывод: пока женщина под крышей — все спокойно. Надеюсь, джентльмены познакомят с ним своих дам?

Джентльмены улыбнулись, закивали. Шутка понравилась.