Гордон Лонсдейл: Моя профессия — разведчик

Всё, о чем говорил сейчас Саймонс, было мне давно известно, но я поймал себя на том, что с интересом слушаю английского профессора. Видимо, пропускать его лекции не стоило.

Заканчивая, Саймонс сообщил, что кроме языка им предстоит изучать современную историю Китая и китайскую философию. Последний предмет будет факультативным, достаточно сдать по философии зачёт без оценки.

Первый университетский день закончился так же бесцветно, как и начался. Звонок известил, что время, отведенное на лекции, истекло, и студенты чинно и неторопливо встали из-за столов.

Плотно закутавшись пёстрым шерстяным шарфом, вдыхая сыроватый воздух, я зашагал домой.

До «Белого дома» было минут двадцать не очень быстрого хода. Торопиться было некуда, и я двинулся пешком. Шаг у меня был быстрый, хотя я довольно заметно переваливаюсь с ноги на ногу, слегка выворачивая носок.

Дождь всё ещё накрапывал, в который уж раз за этот день омывая столицу. Улицы однообразно блестели лужами, мокрыми крышами сонно приткнувшихся к тротуарам автомобилей, мокрыми, в основном черного цвета, зонтами редких прохожих.

Но дождь не мешал мне иногда останавливаться у витрин лавок и магазинов — отнюдь не для того, чтобы убедиться, что за мной никто не наблюдает (хотя это вовсе не исключалось), а совсем из иных побуждений.

Здесь я был студентом, студентом из Канады, и роль, которую я исполнял и которая постепенно становилась моим вторым «я», подчиняла все мои действия, всю мою жизнь своим железным требованиям.

Свернув за угол, я очутился у витрины большого книжного магазина. Студенту полагалось интересоваться книгами, и на пару минут я застыл у стекла, за которым пестрели глянцем и красками новенькие томики. (Потом у меня вошло в привычку — после занятий заходить сюда и рыться в книгах.) Я отметил несколько новинок, выставленных в витрине. Книги стоили баснословно дорого, зато, как и везде в Англии, к полкам был свободный доступ и листать их можно было сколько угодно.

Дальше мой путь проходил мимо уютного серого особняка, в котором, как об этом извещала начищенная до блеска медная табличка, размещалась редакция журнала «Экономист». В то время я ещё не был знаком с издательским делом и искренне удивлялся, что этот всемирно известный журнал отвёл себе столь скромное помещение.

Ещё несколько шагов по узкому, всегда темноватому переулку, и передо мной возникла унылая темная глыба кинотеатра «Одеон». Как ни странно, но это имя носил ещё добрый десяток подобных заведений в Лондоне. Построенный по типовому проекту ещё до войны, в эпоху расцвета западной кинематографии, киногигант сейчас, как и другие кинотеатры, еле сводил концы с концами, дважды в неделю меняя программу, — лондонцы предпочитали вечера у телевизора.

Я довольно часто ходил туда, благо программа была непрерывной — в зал можно было войти когда угодно. Одетые в опереточную форму девушки-контролеры всегда были готовы указать фонариком свободное место.

Сейчас я остановился у входа, чтобы посмотреть программу, поскольку вечером собирался сюда сходить. И не только для развлечения…

Рядом с «Одеоном» блистал роскошными витринами один из самых дорогих лондонских магазинов — «Меймплс», специализирующийся на продаже модной мебели и домашней утвари. И хотя мебель эта стоила огромных денег, у витрин — они были обставлены, как жилые комнаты, — всегда останавливались прохожие: любопытно было посмотреть, как живут «там», в «обществе». Но мне особенно приглядываться тут было не к чему — канадскому студенту Лонсдейлу полагалось вести скромный образ жизни, да и к тому же мебель принадлежала к той немногочисленной категории вещей, которые абсолютно не интересовали человека, носившего это имя.

Дальше я мог идти либо по очень шумной и всегда забитой транспортом Юстон-Роуд, либо по параллельной ей сравнительно тихой Уоррен-Стрит. Сегодня я выбрал последнюю, ибо здесь был центр торговли подержанными автомобилями, а я питал к машинам слабость, которой, впрочем, не старался скрывать.

Я с любопытством понаблюдал за не очень чистыми манипуляциями автомобильных косметологов, со сказочной быстротой омолаживающих тронутые временем кузова автомобилей. Дело было поставлено на широкую ногу и, безусловно, велось на строгом знании особенностей человеческой психологии.

Прежде всего выправляли вмятины, замазывали царапины и полировали до зеркального блеска кузов. Через час машина сияла как новенькая. А чтобы она в момент купли-продажи не закашлялась густым чёрным дымом, в картер предусмотрительно заливали специальную присадку. Тут же, на улице, подзаряжали давно пришедший в негодность аккумулятор, дабы будущий владелец мог лично убедиться, что он крутит стартер «как зверь».