Гордон Лонсдейл: Моя профессия — разведчик

Квартира номер 844, где я жил, находилась на девятом этаже. Но в Англии, как и в других странах Западной Европы, первый этаж считается цокольным, а счёт идёт со второго. Поэтому по-английски считалось, что я живу на восьмом этаже. Я вошёл в довольно просторный коридор. Сразу за дверью, справа, была кухня, за ней — ванная, а в конце коридора — жилая комната. Её двенадцать квадратных метров, благодаря удачно подобранной обстановке, не казались такими уж тесными. В одну из стен был встроен шкаф. В него свободно уместился весь гардероб, чемоданы, фотопринадлежности и всякие мелочи. У боковой стены стояла кушетка, которая ночью превращалась в кровать. В углу у окна блестел полировкой небольшой комод, на который я водрузил необходимый в моей работе мощный радиоприемник. Раскладывающийся столик у окна, если были гости, можно было легко передвинуть в любую часть комнаты. Другой угол у окна занимало кресло. Ещё там был маленький секретер со стулом. Вот и всё «содержимое» квартиры. Да ещё невысокое, но зато очень широкое окно с плотными шторами, из которого открывался великолепный вид на Лондон.

Я вспомнил, что должен позвонить в лигу.

Набрав знакомый номер, слышу энергичный голос мисс Пауэлл.

— Алло, Элизабет, — говорю я.

— Привет, Гордон! Как живёшь? Тебе передали, что я звонила?

— Да, только что. У меня все «о'кей». А как ты?

— Спасибо, ничего. Ты свободен завтра вечером?

— Смотря для чего.

— Есть пропуск в королевскую ложу в Альберт-Холл. Хочешь пойти?

— А что там будет?

— Концерт знаменитого русского скрипача с невозможной фамилией. Что-то вроде Острич («страус» по-английски)… Так пойдёшь?

— Конечно. Огромное спасибо, Когда забежать в лигу?

— Не трать зря времени. Я пошлю пропуск по почте.

— Ещё раз спасибо, что не забываешь. До свидания.

— Надеюсь, ты получишь удовольствие. Всего…

У Заморской лиги был постоянный пропуск на два лица в королевскую ложу Альберт-Холла — всемирно известного концертного зала Лондона (естественно, если концерт посещала королева, пропуск не выдавался, но такое случалось не часто), и я не раз бывал «гостем Её Величества», ощущая на себе почтительно-завистливые взгляды зала.

Обычно я отправлялся в Альберт-Холл не один, а с кем-нибудь из знакомых. Как и полагалось, на красивом, оттиснутом на белом картоне билете тонким каллиграфическим почерком была написана фамилия гостя. После концерта я подчёркнуто торжественно преподносил билет на память, заранее предвкушая растерянность и восторг, с которыми мой гость увидит свою фамилию рядом с именем Её Величества. Нехитрая комбинация с билетом в королевскую ложу била наповал, создавая у знакомых, мягко говоря, несколько преувеличенное представление о возможностях и связях Гордона Лонсдейла.

На этот раз мой выбор пал на мисс Джилиан Хорн — довольно миловидную особу, работавшую секретарем суда первой инстанции (её, как мы помним, мне рекомендовал Ганс Кох), от которой я узнавал чрезвычайно много любопытного о порядках в английском суде. Да и не только там.

Но Джилиан на месте не оказалось.

Пора было обедать.

Втиснувшись в свою крохотную кухню, я высыпал содержимое одного из пакетиков в кипяток, добавил туда пару свежих помидоров, несколько стручков фасоли и, помешав ложкой, даже не пробуя — фирма справедливо гарантировала прекрасный вкус, — снял кастрюльку с огня.

На второе я приготовил отбивную, гарнир — горошек и морковь — взял из консервов. Третьего не было, к сладкому я равнодушен.

Потом накрыл на стол и включил приёмник — недурно помогавший мне в работе английский «Буш» (так называемая колониальная модель с одним средневолновым и девятью «растянутыми» коротковолновыми диапазонами, рассчитанными на приём с дальнего расстояния). Поймав первый попавшийся джаз, сел обедать.

Опуская ложку в суп, я вдруг вспомнил официально-замкнутые лица своих новых однокашников и поймал себя на том, что всё время где-то там внутри, не отдавая себе в том отчета, думаю о них, интуитивно сортируя на тех, кто «мог бы быть оттуда», и на тех, кто «явно не тот»

И так как на данном этапе это было делом довольно бессмысленным, я вскоре стал думать о чём-то другом, отметив всё же про себя двух-трёх однокурсников, которые явно были «оттуда»: пухленького лет сорока шатена с серыми глазами; высокого брюнета с большим тонким, похожим на ручку от бритвы, носом — ему тоже было за сорок, и держался он с подчёркнуто армейской выправкой; такого же примерно возраста хмурого, красивого мужчину, в котором сразу уловил привычку к профессиональной сдержанности, — так достоинство разведчика в известных условиях, как видим, превращается в его недостаток. Что поделаешь, диалектика жизни.

Покончив с обедом, я вскипятил себе чашку чёрного кофе и, удобно устроившись в кресле, придвинутом к окну, полистал свежие газеты, отметив интересные для моей работы события и имена. Затем раскрыл толстый массивный том китайско-английского словаря и погрузился в хитрую, непостижимо запутанную для европейца вязь иероглифов.