– В какой школе? – уточняю я.
– В Истоне, на Манхэттене, – отвечает Дженайя, приподняв брови: мол, впечатляет. Я о такой никогда не слышала.
– Меня взяли в программу, по которой умных детей из бедных семейств отправляют в частные школы, – объясняет Уоррен, потирая подбородок. И тоже говорит так, что, мол, впечатляет.
– Частная школа? – говорю я. Мне не удержаться от улыбки, потому что меня честно впечатлил этот парень. Он тоже улыбается. У Уоррена золотая улыбка. Уоррен такой спокойный, ненапряжный. Уоррен – это Бушвик.
И номер телефона будто сам скатывается у меня с языка. Я его произношу, не моргнув, не подумав, просто кидаю ему цифру за цифрой, будто они долларовые купюры, а он стриптизер в клубе, прямо как на тех видео, которые любят смотреть близняшки.
Краем глаза я вижу, как Дженайя старается не рассмеяться. За спиной у нее Дарий с его поджатыми губами. Ничего, пусть видит, что происходит; пусть видит, как у нас принято. Вот это дело. Так вот и подходят к девушке из Бушвика – к
– Зури, ты вроде уходить собиралась? – говорит Дарий.
– Не, я еще побуду, – отвечаю я. – Кстати, Уоррен, не хочешь поближе к сцене?
– Давай, – говорит он и пихает меня плечом в плечо.
– Лови момент, сеструха! – говорит Дженайя и улыбается мне.
Уоррен стоит рядом все время, пока на сцене выступает «Бушвик райот». Вокруг сплошные белые, которые танцуют свои странные танцы под этот панк, тут и там мешки с едой, разноцветные пледы, местные пацаны, которые пытаются делать вид, что тут ничего не меняется. Вот только Мадрина права: все меняется. Старое смешивается с новым, как масло с водой, а я застряла между ними посередине.
Глава восьмая
Парни из нашего района
– И чего бы тебе не петь рэп, как всем нормальным людям? – спрашивает Шарлиз, держа мой маленький ноутбук на широкой ладони: она читает мое стихотворение. – Ты, Зи, кое-что умеешь, но, если бы занялась рэпом, наверняка бы уже альбом записала. А Марисоль бы им торговала на каждом углу отсюда и до Вашингтон-Хайтс.
Мы сидим на скамейке у входа на баскетбольную площадку во дворе 151-й школы. Играют две команды парней, и Шарлиз ждет, когда освободится хоть одно кольцо, чтобы мы смогли покидать мячик. Сегодня здесь парней со всей округи больше обычного. Прошел слух, что в парк Марии Эрнандес приперлись копы и наводят там порядок. В результате парни перестали ходить туда и вместо этого приходят сюда – тут поспокойнее. Братишки Дарси про такое небось и вовсе не слыхивали.
Шарлиз не любит играть со мной в баскетбол, но все лучше, чем сидеть, болтать, чирикать, как два воробушка, говорит она. Она не хочет, чтобы нас приняли за баскетбольных фанаток: она не хвост собачий, а спортсменка. Я ей не говорю, что я-то, по сути, тайная фанатка, потому что мне нравится смотреть, как играют парни из нашего района.
– Значит, ты хочешь, чтобы я стала рэпершей, потому что ты баскетболистка и мы прямо-таки подпадем под стереотип «динамичная парочка»? – спрашиваю я, отбирая у нее ноутбук и засовывая его в рюкзак.
– Так, приехали. А почему обязательно стереотип? – Она вытаскивает из-под скамейки свой мяч, начинает перекидывать из ладони в ладонь.
– Лайла и Кайла до сих пор уверены, что родители Дарси – баскетболисты или рэперы. Вернее, их папаша… а мамаша вышла за него по расчету.
– И после этого они взяли и переехали в Бушвик?
– Так я про это и говорю. Больно уж они носы задирают.
– Ты, Зи, тоже бы задирала нос, если бы твой папа зарабатывал такие деньжищи.
– А вот и не задирала бы! И не считала бы себя лучше всех остальных. Не смотрела бы свысока на себе подобных. Вот, возьми, например, Уоррена…
– Уоррена из Пальметто?
– Ага. Вот, посмотри. – Я показываю ей эсэмэски в телефоне. После нашей встречи я уже подписалась на Уоррена в инстаграме и снэпчате. А еще мы переписываемся, так, ни о чем, – как мы едва не оказались в одной начальной школе. Ничего особенного, так что сплетничать с Шарлиз не о чем. – С виду не скажешь, что он большой умник и учится в частной школе на Манхэттене, – говорю я.
Шарлиз смеется, просматривая его аккаунт в инстаграме и фотки с тегами.