Гордость

Я тоже пытаюсь смеяться, но все время отвлекаюсь на здания и улицы за окном. Хочется спросить у него про новые кондоминиумы на Фултон-авеню. Хочется поискать на свежескругленном углу улицы старого растамана с седой бородой, который когда-то торговал цветастыми ковриками, старой деревянной мебелью и даже бывшими в употреблении кастрюльками и сковородками. Хочется узнать, что случилось с деревянными домишками, которые раньше ютились между детским садом и бакалейной лавкой. Мы едем мимо Бед-Стай и Клинтон-Хилл, и кварталы эти будто мое лицо и тело сразу после начальной школы: все знакомо, но меняется прямо у тебя на глазах.

– Лично я вообще без понятия, зачем они переехали в Бушвик, – продолжает Уоррен.

Я включаюсь обратно в разговор, еще не поняв, что речь зашла о Дарии.

– А он сам чего говорит – зачем они переехали в Бушвик?

– Не знаю. Мы такое не обсуждаем. – Он пожимает плечами.

– Но Эйнсли-то зато классный, да?

– Да. Они оба классные. Просто нам особо не о чем говорить. Мало у нас общего. Я в школе с другими ребятами общаюсь. Не с Дарием.

– Да уж я-то тебя понимаю.

– Гляжу, Дженайя крепко запала на Эйнсли.

– Нет. Наоборот. Моя сестра не из таких.

– А ты на Дженайю не похожа, да?

– Да. Стой. В каком смысле – не похожа?

– Ты бы не связалась с таким, как Эйнсли. С чуваком из тех, которые считают себя лучше других. Типа Дария, – добавляет он и морщится. – Я же вижу: тебе нравятся парни из своих. Грубоватые, без этих фиглей-миглей.

– Можешь это повторить. – Я хохочу.

Он тоже хохочет, но мне не понять, что он имеет в виду. Я смотрю на него искоса, потому что он явно что-то затеял.

Приехали, я думаю, что теперь мы пойдем в кино – до кинотеатра всего несколько кварталов, но Уоррен ведет меня по Монтегю-стрит: в этой центральной части Бруклина я еще, по сути, никогда не бывала. Бруклин вообще поделен на части. Некоторые, как вот Монтегю-стрит в Бруклин-Хайтс, совсем не похожи на наши края, ходят тут всякие люди, зачем – непонятно. Я не ходила никогда. Магазины дорогущие, никаких тебе баскетбольных или гандбольных площадок, магазинчиков «за всё» и крылечек, куда можно поставить гриль и нажарить курицы, никаких тебе пателито во фритюре на тесных закопченных кухоньках, никаких перенаселенных квартир, где толкутся дядюшки, тетушки и кузены с юга или из Доминиканской Республики.

– Бывала на Променаде? – спрашивает Уоррен и берет меня за руку.

Я мягко отстраняюсь и делаю вид, что он до меня вообще не дотрагивался.

Нужно быстренько решать, рассказывать ли Уоррену, что я почти нигде не бывала. Моя родня даже в Бруклине редко куда выбирается. Дальняя поездка за покупками – это сесть на двадцать шестой автобус до Фултонского молла. Если же мы едем на такси, то в ресторан «Би-Джей» в молле «Гейтуэй» в Браунсвиле или в «Костко» в Сансет-парке. Поездка на Манхэттен – целый праздник. Я могу пересчитать по пальцам одной руки, сколько раз бывала на Таймс-сквер.

Мама с папулей либо заняты, либо слишком устали: папуля работает на двух работах, мама растит нас и занимается хозяйством. Так что мы по большей части в своем районе, где можно гулять самостоятельно и нас все знают.

– Ага, была я на этом про-как-там-его, – отвечаю я.

– Ну так мы туда. Мое любимое место во всем Бруклине.

– Что, правда? – А что еще на это скажешь?

– Знаешь, что было бы здорово? – говорит он, будто бы прочитав мои мысли. – Возить ребятню из нашего района в такие места. Наверняка многие из них ни разу не лазали на Эмпайр-стейт-билдинг, да и в Гарлеме не бывали. Я раньше и сам не бывал.

– А классно бы было. Сам приподнялся – помоги другим, – говорю я ровным голосом, а сердце так и колотится. Я никогда не расписывала по пунктам, чего хочу от будущего бойфренда. Вот Дженайя – та запросто. Но, слушая Уоррена, я волей-неволей составляю в голове список и помечаю галочками пункт за пунктом. Первый: красив до чертиков. Галочка. Второй: умен до чертиков. Галочка. Третий: есть мечты, цели, устремления. Галочка, галочка, галочка.

Впрочем, несколько баллов я ему сняла за то, как он пялится на мою попу.

Начинаю гадать, насколько этот Променад шикарное место и не будем ли мы там выглядеть странно, но Уоррена, похоже, ничего такое не смущает – и плевать ему, что одет он по-простому.

– В следующий раз я отведу тебя в свое самое любимое место после угла Джефферсон и Бушвик, – говорю я.

– И где оно? – спрашивает он, придвигаясь чуть слишком близко.

– Угол Фултон и Хойт. Ближе к центру. Я там книги покупаю, – говорю я. – Папа меня туда иногда возит.

– Любимое место – книжный магазин? – Он разворачивается ко мне всем телом.

– Это не магазин. А книжный… лоток. Дядька продает книги прямо на углу.

– А в магазин чего не пойти?

– Ну это, типа, и есть магазин. Да ладно тебе, Уоррен. Ты и так все знаешь. Ты ж умный и, если бы не ходил в эту выпендрежную школу, сам бы покупал книжки у мужика на углу.

– А ты любишь читать?

– А чего, по виду не скажешь?

– Я такого не говорил. Просто не думал, что твое любимое место в Бруклине – угол, где какой-то чувак продает книжки. А почему не… библиотека?

– Я люблю, чтобы книги были свои.