Гордость

Достает сигару, закуривает от свечи. Подносит к красным губам, глубоко затягивается. Выпускает облако дыма, он завивается в кольца и колеблется над свечами, будто тоже исполняя танец в честь Ошун.

– Не во мне дело. Мадрина, Дженайя плачет из-за одного парня, с которым недавно познакомилась.

– Которого? Сына инвестора с той стороны улицы? Он не просто «один парень», Зури. Он парень богатый и обаятельный. Да и собой хорош, верно? Полный набор, чтобы соблазнить женщину. – Она вдыхает и выдыхает сладкий колеблющийся дым. – Ты думаешь, сама ты не такая?

Я закатываю глаза, на сей раз сердито.

– Ну ладно тебе, Мадрина. Меня никто не соблазняет. А если кто попробует со мной так, пусть пойдет и засунет себе башку в задницу.

Мысли, впрочем, уплывают к Уоррену и Дарию.

Мадрина смотрит на меня в упор, фыркает. Боббито исполняет соло, приходят всё новые люди. Обычно эти их ритуалы начинаются сразу за полночь, а некоторым с утра на работу, в том числе и Мадрине – она иногда начинает разговоры с клиентами сразу после «бембе».

– Потанцуй с нами, Зури. – Мадрина сжимает мне руку, я киваю. Танцевать на «бембе» я начала еще совсем маленькой. Звук барабана мне нравится, пение Мадрины тоже. Люблю, когда ритм барабана отдается в теле, и во время танца отпускаю себя полностью.

Одежда у меня неподходящая, но у Мадрины всегда под рукой широкая расклешенная цветастая юбка для тех, кто пришел в первый раз. Я надеваю ее поверх пижамы – юбка доходит до щиколоток. Танцую босиком, чтобы быть ближе к земле, ближе к предкам, как это называет Мадрина. Тут же лежит кучка желтых лоскутков, если кто захочет обмотать голову. Мадрина говорит: именно в голову входят ориши. Сегодня Ошун должна заполнить нам головы мечтами и мыслями о красивых блестящих вещицах, миловидных лицах, нежных прикосновениях, теплых объятиях, ласковых поцелуях и человеческой близости. Я обвязываю лоб желтой тряпкой, хотя по мне бы лучше Ошун вышла из моей головы.

Боббито, Манни и Уэйн поймали ритм, потом Мадрина начинает реветь песню про Ошун – богиню любви с реки Сантерия. Я начинаю повторять движения воды.

Танец речной богини

Если матка мира лежит в океане

то я связующая
пуповина по мне струится любовь
колышется точно подол платья
в танце во имя твое богиня
и вместо соли морской присыпана я
золотистой пылью мерцающей точно солнце
оно любит меня ответно даже когда
тамбурином бьет в повязку на голове
и в жаре и жажде плыву я вперед
задыхаясь по самому краю реки
как хотелось бы голову погрузить
до дна воды холодной и чистой

– Wépa![22] – выпевает Мадрина.

У меня улыбка от уха до уха, потому что я раньше не понимала, как мне нравится танцевать под гул барабанов, проникающий в самую мою суть. Я берусь обеими руками за подол широкой юбки и пускаю по ней волну. Колыхания и качания юбки над танцующим телом превращают меня в реку. Рокот барабанов то громче, то тише, нарастает и затихает совсем – тогда я становлюсь стоячей водой. Подобной слезам, которые не пролить, не выплакать.

Все аплодируют, кто-то кидает мне доллар. Приношение.

– Надеюсь, это не последний твой танец, Зури, дочь Ошун, – говорит Мадрина, складывая ладони и лучезарно мне улыбаясь.

Внутри меня и вокруг колышется что-то совершенно неведомое: меня будто бы вывернули нутром наружу. Я тут же понимаю: это был не просто танец, и, скорее всего, Мадрина права. Наверное, духи существуют на самом деле.

Все вполголоса благодарят Мадрину.

– Gracias, gracias[23], Мадрина!

Я выхожу из подвала. В руке – долларовые бумажки, на талии – все та же юбка; я бегу наверх, мимо нашей квартиры, выскальзываю на крышу. Легкие все так же распахнуты в ночь, и ориши заключают меня в объятия.

Глава тринадцатая

Уоррен приносит мне под дверь цветы. Папы нет, так что он не увидит, а мама с сестрами ушли в гости к соседям. Немного хочется Уоррена прогнать, чтобы не пришлось объясняться с родителями, но, с другой стороны, я понимаю: рано или поздно нужно будет представить его маме с папой.

Я сажусь на любимую ступеньку – Уоррен уже вручил мне яркий букет, про который я знаю точно: из «Ки-фуд» на Бродвее. Бросаю на Уоррена косой взгляд – пусть знает, что я не лохушка какая-то. Соображаю, что к чему.

– Чего, не нравится? – спрашивает он, пытаясь сдержать смешок.

– Просто мне всегда казалось, что цветы из «Ки-фуд» на Бродвее – только чтобы дарить пациентам клиники Викофф.

– Не для того покупал, понятное дело. Понюхать не собираешься? – спрашивает Уоррен.