Гордость и Предубеждение

Никакой надежды не осталось, она исчезла бесповоротно; и когда Джейн смогла дочитать оставшуюся часть письма, она не обнаружила более ничего, кроме проявления явной привязанности автора, что в какой-то степени могло бы ее утешить. Комплименты в адрес мисс Дарси занимали главное место. Вновь обсуждались ее многочисленные увлечения, и Кэролайн не могла нарадоваться их растущей близости и осмелилась предсказать исполнение всех желаний, которыми она поделилась в предыдущем письме. Она также с большим удовлетворением сообщала, что ее брат проживает в доме мистера Дарси, и с восторгом описывала некоторые задумки последнего относительно новой мебели.

Элизабет, которой Джейн очень скоро рассказала обо всем, выслушала ее с чувством негодования, не проронив ни слова. Сердце ее разрывалось между беспокойством о сестре и обидой на весь остальной мир. Утверждениям Кэролайн о неравнодушии ее брата к мисс Дарси она не придала никакого значения. В том, что он действительно любил Джейн, она сомневалась не больше, чем когда-либо, и хотя она всегда испытывала симпатию к нему, все же не могла думать без негодования, отчасти даже с презрением, о той легкости характера, об отсутствии должной решимости, которые в результате сделали его рабом своекорыстных друзей и привели к необходимости безропотно пожертвовать своим счастьем в угоду их предпочтениям. Однако, окажись собственное счастье джентльмена единственной жертвой его поступков, ему, возможно, было бы позволено распоряжаться им так, как он посчитал нужным, но от этого зависело счастье ее сестры, и она считала, что он не имел права этим пренебрегать. Короче говоря, много о чем здесь можно было бы поразмышлять на досуге, однако все это было бы впустую. Но она не могла заставить себя думать о чем-либо другом: в конце концов, действительно ли увлечение Бингли угасло само или это произошло под влиянием его друзей, знал ли он о влечении Джейн, или это ускользнуло от его внимания; как бы то ни было, эти умозрительные различия могли повлиять на ее мнение о нем, а положение сестры при этом оставалось неизменным – ее покой был безжалостно разрушен.

Прошел день или два, прежде чем Джейн набралась смелости рассказать Элизабет о своих чувствах; но вот, наконец, настал момент, когда миссис Беннет оставила их одних после более длительного, чем обычно, приступа раздражения по поводу Незерфилда и его хозяина, и она не сдержалась:

– О, если бы моя дорогая матушка лучше владела собой! Она не представляет, какую боль причиняет мне своими постоянными рассуждениями о нем. Но я не стану роптать. Это не может продолжаться вечно. Его забудут, и у нас все будет как прежде.

Элизабет посмотрела на сестру с сочувствием, но оценила такую перспективу весьма скептически, а потому ничего не сказала в ответ.

– Ты сомневаешься во мне самой, – воскликнула Джейн, залившись румянцем, – но у тебя нет на то причин. Возможно, он и останется в моей памяти как самый любезный человек из всех моих знакомых, но не более того. Мне не на что надеяться, мне нечего бояться, и мне не в чем его упрекнуть. Слава Богу! Это не ранит меня более. Итак, еще немного времени, и я обязательно постараюсь справиться с этим.

Вскоре она добавила окрепшим голосом:

– Я уже утешаюсь тем, что с моей стороны это была не более чем ошибка воображения и что она не причинила вреда никому, кроме меня самой.

– Моя дорогая Джейн! – воскликнула Элизабет. – Ты слишком хороша. Твои нежность и бескорыстие поистине ангельские. Я не знаю, как это выразить, но у меня чувство, будто я никогда не воздавала тебе должного и не любила тебя так, как ты того заслуживаешь.

Мисс Беннет с горячностью отвергла все приписанные ей выдающиеся достоинства и ответила не меньшим восхвалением на теплую привязанность сестры.

– Нет, – продолжила Элизабет, – это совершенно несправедливо. Ты предпочла бы считать всех окружающих порядочными людьми, и тебя задевает, если я говорю о ком-то плохо. Я же хочу думать, что они такие только в твоем мнении, а ты противишься такому моему убеждению. Не верь, что я впадаю в крайность и покушаюсь на твою веру во всеобщую доброту. Это не так. На свете не так уж много людей, которых я действительно люблю, и еще меньше тех, кого я ценю высоко. Чем больше я узнаю мир, тем больше я им не удовлетворена, и каждый день подтверждает мое убеждение в несовершенстве и противоречивости людских характеров, в невозможности оценивать их на основании даже привычного впечатления о их достоинствах или разумности. Недавно я столкнулась с двумя случаями, об одном мне не хочется упоминать, другой – замужество Шарлотты. Это непостижимо! Сколько ни вдумывайся, это остается непостижимым!