Теперь предстоит раскрыть мою роль в последующих событиях. Беспокойство его сестер не уступало моему, совпадение наших чувств выяснилось сразу, и, одинаково понимая, что нельзя терять времени, спасая их брата, мы решили безотлагательно присоединиться к нему в Лондоне. Поэтому мы и уехали, а там я взял на себя труд указать моему другу на несомненную пагубность его выбора. Я убедительно описал причины и настаивал на серьезности положения. Но какие бы сомнения не сдерживали его решимость, я не думаю, что они в конечном итоге помешали бы браку, если бы не были подкреплены доказательствами безразличия вашей сестры, которые я не преминул выложить. Раньше он верил, что она ответит на его любовь искренним, если не равным влечением. Но Бингли присуща большая врожденная неуверенность, и он сильнее поддается моему суждению, чем прислушивается к своему собственному. Убедить его, следовательно, в том, что он обманулся, было не очень трудным делом. Уговорить его не возвращаться в Хартфордшир, когда ситуация сделалась очевидной, не заняло много времени. Я не могу винить себя за то, что зашел так далеко ради блага друга. Во всей этой истории есть только один поступок, который не дает мне покоя. Дело в том, что я унизил свое достоинство настолько, что прибег к мерам малопочтенным и скрыл от него присутствие вашей сестры в столице. О ее приезде знал я сам, и о нем было известно мисс Бингли, но ее брат не знает об этом и поныне. Возможно, они могли встретиться и без нежелательных последствий, но его влечение не показалось мне угасшим в степени достаточной, чтобы он мог встретиться с ней без какой-либо угрозы для наших планов. Возможно, такое утаивание, этот обман были ниже моего достоинства, однако это было сделано, и делалось во благо. По этому поводу мне больше нечего сказать, извиняться более не за что. Если я и причинил боль вашей сестре, то сделал это непреднамеренно, и хотя мотивы, которыми я руководствовался, могут вам показаться совершенно неубедительными, я еще не осознал до конца необходимости их осуждать.
Что касается другого, более тяжелого обвинения в нанесении вреда мистеру Уикхему, я могу опровергнуть его, только изложив вам историю его отношений с моей семьей. В чем именно он меня обвинял, мне неизвестно, но об истинности того, что расскажу я, могут свидетельствовать многие люди, чья добросовестность никогда не подвергалась сомнению.