Мой уважаемый всеми отец умер около пяти лет назад. Его доброе отношение к мистеру Уикхему было до последнего момента настолько несомненным, что в своем завещании он особо рекомендовал мне, чтобы я способствовал наилучшим образом его продвижению, насколько это позволит профессия, выбранная им, и если он решит следовать по духовной стезе, то желал, чтобы один из приходов, как только он станет свободным, был дарован ему. К тому же в наследство ему была назначена тысяча фунтов. Его собственный отец не надолго пережил моего, и через полгода после этих печальных событий мистер Уикхем написал мне, что, приняв окончательное решение не следовать первоначальным намерениям, он надеется, что я не сочту неразумным с его стороны рассчитывать на кое какие скорые денежные выплаты, а не дожидаться обещанного в будущем места, которым он, по всей видимости, не сможет воспользоваться. Он добавил, что у него возникло намерение изучать право, и я должен признать, что проценты с унаследованного капитала в тысячу фунтов будут совершенно недостаточной поддержкой для этого. Я скорее желал, чем верил, что он искренен в своих намерениях, но, независимо от этого, был готов согласиться на его предложение. Я не сомневался, что мистеру Уикхему не следует становиться священнослужителем. Таким образом, дело вскоре было улажено: он отказался от любых претензий на место в приходе, даже если бы у него появилась возможность когда-либо получить его, и получил взамен три тысячи фунтов. Всякие отношения между нами, казалось, теперь прекратились. Я был слишком неблагоприятного мнения о нем, чтобы приглашать его в Пемберли или искать его общества в столице. Я думаю, он действительно жил в городе, но его изучение права было чистым притворством, и, поскольку теперь он был избавлен от ограничений в средствах, то жизнь вел праздную и распутную. Около трех лет я мало что о нем слышал, но по смерти пастора в приходе, который раньше был предназначен для него, он снова обратился ко мне с письмом, содержащим просьбу о предоставлении ему этого места. Его обстоятельства, как он заверил меня, и мне не составило труда поверить в это, были чрезвычайно плохими. Он нашел юриспруденцию крайне бесполезным занятием и теперь был полон решимости принять сан, если я предоставлю ему приход, о котором в свое время шла речь. В его праве на него, как он полагал, не могло быть никаких сомнений, поскольку он был твердо уверен, что у меня нет другого человека, о котором я должен был заботиться, и я не мог пренебречь волей моего уважаемого отца. Вы вряд ли станете упрекать меня в том, что я отказался выполнить эту просьбу и не изменил своего решения при последующих ее повторениях. Его негодование вполне отвечало его бедственному положению, и он, несомненно, был столь же груб в своих оскорблениях по отношению ко мне в разговорах с другими, как и в прямых упреках мне самому. По прошествии некоторого времени всякие отношения между нами прекратились. Как складывалась его жизнь далее, я не ведаю. Но прошлым летом он снова самым болезненным образом объявился в моей жизни.
