Гордость и предубеждение

— У меня есть все основания составить о вас дурное мнение. Ваше злонамеренное и неблагородное вмешательство, которое привело к разрыву между мистером Бингли и моей сестрой, не может быть оправдано никакими мотивами. Вы не станете, вы не посмеете отрицать того, что являетесь главной, если не единственной причиной этого разрыва. Один из них заслужил из-за него укоры света за ветреность и непостоянство, а другая — его насмешки над неоправдавшимися надеждами. И они оба должны были себя почувствовать глубоко несчастными.

Она остановилась и с возмущением заметила, что он слушает, не обнаруживая признаков сожаления о случившемся. Напротив, он даже смотрел на нее с презрительной усмешкой.

— Можете ли вы утверждать, что это — не дело ваших рук? — повторила она.

Он ответил с притворным спокойствием.

— Я не намерен отрицать, что, в пределах моих возможностей, сделал все, чтобы отдалить моего друга от вашей сестры, или что я доволен успехом моего шага. О Бингли я позаботился лучше, чем о себе самом.

Элизабет сделала вид, что это любезное замечание прошло мимо ее ушей. Но смысл его не ускользнул от ее внимания и едва ли мог сколько-нибудь умерить ее гнев.

— Но моя неприязнь к вам, — продолжала она, — основывается не только на этой истории. Мое мнение о вас сложилось гораздо раньше. Ваш характер раскрылся передо мной из рассказа, который я много месяцев тому назад услышала от мистера Уикхема. Имеете ли вы что-то сказать по этому поводу? Каким дружеским участием вы оправдаетесь в этом случае? Или чьим неправильным толкованием ваших поступков вы попробуете прикрыться?

— Вы весьма близко к сердцу принимаете судьбу этого джентльмена, — вспыхнув, заметил Дарси уже менее сдержанным тоном.

— Может ли остаться равнодушным тот, кому станут известны его несчастья?

— Его несчастья? — с презрением повторил Дарси. — Что ж, его несчастья и в самом деле велики.

— И в этом повинны вы! — с жаром воскликнула Элизабет. — Это вы довели его до нищеты — да, это можно назвать нищетой! Вы, и не кто другой лишили его тех благ, на которые он был вправе рассчитывать. Вы отняли у него лучшие годы жизни и ту независимость, которая принадлежала ему по праву и по заслугам. Все это — дело ваших рук! И при этом вы еще себе позволяете презрительно посмеиваться над его участью?!

— Ах, вот как вы судите обо мне! — воскликнул Дарси, быстро шагая из угла в угол. — Оказывается, у вас обо мне такое представление! Благодарю за полную откровенность. По-вашему, я действительно кругом виноват. Но, быть может, — сказал он, остановясь и взглянув на нее, — мои прегрешения были бы прощены, если бы вашу гордость не задело признание той борьбы, которая так мешала мне уступить моим чувствам? Не мог ли я избежать столь тяжких обвинений, если бы предусмотрительно скрыл от вас эту борьбу и если бы я вам польстил, заверив вас в своей всепоглощающей страсти, которую бы не омрачали противоречия, доводы рассудка или светские условности? Но любое притворство мне отвратительно. И я вовсе не стыжусь чувств, о которых вам рассказал. Они естественны и разумны. Могли ли вы ждать, что мне будет приятен тот низкий круг людей, в котором вы постоянно находитесь? Или что я стану себя поздравлять, вступая в родство с теми, кто находится столь ниже меня на общественной лестнице?

Возмущение Элизабет росло с каждой минутой. Однако, отвечая ему, она всячески постаралась сохранить внешнее спокойствие.

— Вы глубоко заблуждаетесь, мистер Дарси, думая, что на мой ответ как-то повлияла манера вашего объяснения. Она лишь избавила меня от сочувствия, которое мне пришлось бы к вам испытать, если бы вы вели себя так, как подобает благородному человеку.

Она заметила, как вздрогнул он при этих словах. Но он промолчал, и она продолжала:

— В какой бы манере вы ни сделали мне предложение, я все равно не смогла бы его принять.

Удивление Дарси снова было явно написано на его лице. И, пока она говорила, он смотрел на нее со смешанным выражением недоверия и растерянности.

— С самого начала, я бы могла сказать с первой же минуты нашего знакомства, ваше поведение дало мне достаточно доказательств свойственных вам заносчивости, высокомерия и полного пренебрежения чувствами тех, кто вас окружает. Моя неприязнь к вам зародилась еще тогда. Но под действием позднейших событий она стала непреодолимой. И не прошло месяца после нашей встречи, как я уже ясно поняла, что из всех людей в мире вы меньше всего можете стать моим мужем.

— Вы сказали вполне достаточно, сударыня. Я вполне понимаю ваши чувства, и теперь мне остается лишь устыдиться своих собственных. Простите, что я отнял у вас столько времени и примите мои искренние пожелания здоровья и благополучия.