Обсуждение предложения мистера Коллинза уже почти закончилось, и Элизабет осталось только страдать от неизбежных в таких случаях неприятных чувств, а иногда – от сварливых упреков матери. Что же касается самого мистера Коллинза, то его чувства высказывались главным образом не из-за неловкости, подавленности или попытки избегать ее, а из-за сдержанности манер и недовольного молчания. С Элизабет он почти не разговаривал, а свою ретивую почтительность, которой он так гордился, обратил теперь в сторону мисс Лукас. Она слушала его с вежливым вниманием, тем самым сделала огромное облегчение всем, особенно – своей подруге.
Следующий день не принес улучшений ни плохого юмора миссис Беннет, ни ее плохого самочувствия, а мистер Коллинз находился в том же состоянии оскорбленного достоинства. Элизабет надеялась, что возмущение сократит его визит, но, как оказалось, оно не повлияло на его планы. Раз он взял отпуск до субботы, то до субботы должен был у них и остаться.
Позавтракав, девушки отправились в Меритон, чтобы узнать, не вернулся ли случайно мистер Викхем и сожалеть по поводу его отсутствия на балу в Недерфилде. Он встретил их, когда они входили в город, и провел их к тете, где много говорилось о его сожалении и раздражении, а также об обеспокоенности девушек его отсутствием. В разговоре же с Элизабет мистер Викхем сам признался, что не прибыл на бал по собственной воле.
– Когда пришло время, – сказал он, – то я решил, что с мистером Дарси мне лучше не встречаться, я не перенесу многочасового пребывания с ним в одной комнате и в одном обществе, и могут произойти сцены, которые будут неприятными не только для меня.
Элизабет высоко оценила его снисходительность и выдержку, а на обратном пути, когда Викхем с приятелем провожали их в Лонгберн, первый уделял внимание только ей, и у них было достаточно времени, чтобы подробно обо всем поговорить и вежливо засвидетельствовать друг другу свои дружеские чувства. От того, что он их сопровождал, Элизабет была двойная выгода: это было очень приятно ей самой и, кроме того, давало возможность представить его ее родителям.
Вскоре после их возвращения Джейн получила письмо из Недерфилда; она открыла его немедленно. Конверт содержал небольшой элегантный лист лощеной бумаги, совершенно весь исписанный красивым и плавным женским почерком. Элизабет наблюдала, как менялось выражение лица ее сестры, когда та читала его, часто сосредотачивая внимание на отдельных предложениях. Джейн быстро взяла себя в руки и, отложив письмо, попыталась – со своей обычной живостью – присоединиться к общему разговору, и Элизабет смутилась настолько, что даже забыла о Викхеме, и как только он и его товарищ ушли, Джейн взглядом пригласила ее подняться вместе с ней наверх. Когда они вошли в их комнату, Джейн сказала, доставая письмо:
– Это – от Кэролайн Бингли; его содержание немало меня удивило. В настоящее время вся их компания уже покинула Недерфилд и направляется в Лондон, не имея намерения возвращаться. Вот послушай, что она пишет.
Джейн прочитала вслух первое предложение, содержащее сообщение о том, что их общество решило безотлагательно отправиться в Лондон вслед за своим братом, чтобы пообедать в доме мистера Херста на Гровнор-стрит. Затем говорилось следующее: «Моя дорогая подруга, я не буду делать вид, что жалею еще за чем-то в Гертфордшире, кроме вашего общества. Но мы надеемся, что в какой-то период в будущем мы еще не раз будем иметь удовольствие пообщаться, а пока боль разлуки можно смягчить частой и ничем не ограниченной перепиской. Надеюсь, что вы примете это предложение». – До сих высокопарных выражений Элизабет прислушивалась с равнодушием, на которое только способно недоверие, и хотя внезапность отъезда удивила ее, на самом деле она не видела оснований сокрушаться – это еще не означало, что их отсутствие в Недерфилде помешает мистеру Бингли приезжать туда. По поводу потери их общества, она была убеждена, что Джейн вскоре непременно прекратит сожалеть по нему, наслаждаясь вместо этого общением с мистером Бингли.
– Жаль, – сказала Элизабет после небольшой паузы, – что ты не смогла увидеться со своими друзьями до их отъезда. Но не можем ли мы надеяться, что тот период будущего счастья, к которому так стремится мисс Бингли, наступит раньше, чем она рассчитывает, и то приятное общение, которое вы получили как подруги, вскоре восстановится, и вы будете утешаться им с еще большим удовольствием уже как родственники? Разве вся их компания сможет удержать мистера Бингли в Лондоне?