Мистер Коллинз вернулся в Гертфордшир вскоре после того, как его покинули Гардинеры и Джейн; но поскольку теперь он нашел убежище у Лукасов, то его прибытие не причинило хлопот миссис Беннет. Его бракосочетание было уже не за горами, и она настолько уже смирилась с неизбежностью этого события, что даже часто, правда, сквозь зубы, желала им счастья. Венчание должно было состояться в четверг, а в среду мисс Лукас нанесла им прощальный визит; и когда Шарлотта встала, чтобы сказать «до свидания», то взволнованная Элизабет, чувствуя стыд за материнские неприветливые и неохотные пожелания добра, провела ее из комнаты. Когда они вместе сошли вниз, Шарлотта сказала:
– Надеюсь, что ты часто будешь писать мне, Элиза.
– В этом ты можешь не сомневаться.
– Хочется попросить тебя еще об одном добром деле. Ты навестишь меня?
– Думаю, что мы часто будем встречаться в Гертфордшире.
– Некоторое время я буду вынуждена оставаться в Кенте. Поэтому обещай мне, что приедешь в Гансфорд.
Отказать Элизабет не могла, хотя и ожидала от этого визита мало приятного.
– Мой отец и Мария должны приехать ко мне в марте, – добавила Шарлотта, – поэтому я надеюсь, что ты согласишься составить им компанию. Поверь мне, Элиза, я буду рада тебя видеть не менее их двоих.
Венчание состоялось: молодая и молодой прямо с церковного крыльца отправились в Кент; как и положено, об этом событии было много разговоров и мнений. Вскоре Элиза получила от своей подруги весть, и их переписка стала такой же регулярной и частой, как и раньше, но она уже не могла быть такой же непринужденной. Элизабет уже не могла обращаться в Шарлотте, не ощущая при этом, что между ними нет уже того комфорта доверия, и, хотя она не ленилась писать, делала это скорее ради прошлого, чем ради настоящего. Первые письма от Шарлотты вызвали большой интерес, потому что всем хотелось знать – что она скажет о своем новом доме, как ей понравилась леди Кэтрин и ощущает ли себя счастливой. Однако, читая письма, Элизабет убедилась, что на каждую тему Шарлотта высказалась именно так, как она и предполагала. Настроение у корреспондентки было бодрым, казалось, что у нее нет недостатка ни в чем. Все, о чем она упоминала, успоминала с похвалой. Все ей пришлось по вкусу: и дом, и мебель, и округа, и дороги, а леди Кэтрин вела себя крайне дружелюбно и любезно. Ее картина Гансфорда и Розингса была похожа на картину мистера Коллинза, только было в ней меньше эмоций и больше впечатлений, и Элизабет поняла, что для полных сведений ей придется подождать, пока она сама там не побывает.
Джейн тоже написала ей несколько строк, известив о благополучном приезде в Лондон; поэтому Элизабет надеялась, что в своем следующем письме ее сестра уже сможет рассказать ей немного о том, как чувствуют себя сестры Бингли и их брат.
Нетерпение, с которым она ожидала этого второго письма, было вознаграждено должным в таких случаях образом. Пробыв неделю в городе, Джейн так ничего и не услышала о Кэролайн и ни разу ее не увидела. Однако она объясняла это предположением, что адресованное ее подруге последнее письмо из Лонгберна где-то случайно потерялось. – Моя тетушка, – продолжала Джейн, – завтра же собирается в тот район Лондона, и я воспользуюсь возможностью и приеду на Гровнор-стрит.
После этого визита Джейн прислала письмо и сообщила Элизабет, что встречалась с мисс Бингли. «Мне показалось, что Кэролайн была в плохом настроении, – писала сестра, – но она была очень рада меня видеть, хотя упрекнула за то, что я не предупредила о своем приезде в Лондон. Значит, я все-таки была права: мое последнее письмо к ней так и не дошло. Конечно же, я не могла не спросить о ее брате. С ним все в порядке, но он настолько занят с мистером Дарси, что они его почти никогда не видят. Я узнала, что к обеду приглашена мисс Дарси. Жаль, что мне не пришлось ее увидеть. Мой визит длился недолго, потому что Кэролайн и миссис Херст собирались в гости. Надеюсь, что они скоро меня посетят».
Прочитав эти строки, Элизабет покачала головой. Она убедилась, что мистер Бингли сможет узнать о пребывании ее сестры в Лондоне лишь случайно.
Прошло четыре недели, а Джейн так его и не увидела. Она пыталась убедить себя, что ей все равно, но не замечать равнодушия мисс Бингли было уже просто невозможно. Каждое утро в течение двух недель ждала ее Джейн, каждый вечер придумывала для нее новое оправдание, и вот, наконец, гостя появилась, но мимолетность ее визита, а еще больше – перемена ее поведения положила конец самообману, к которому прибегала ее сестра. Письмо, посланное Элизабет, было хорошей иллюстрацией ее чувств: