Гордость и преступление

Вика была уверена, что мистер Крамницкий произнес фразу на русском, причем на русском без малейшего акцента. Хотя кто сказал, что выходец из Польши не мог знать русский в совершенстве?

Директор что-то увлеченно говорил, а мистер Крамницкий продолжал сидеть с закрытыми глазами, как будто заснув, однако Вика видела, как на шее у него билась жилка, а морщинистая когтистая рука сжимала белого ферзя.

Подали чай с кексами, и Вика пригубила из чашки, отказавшись от кексов, а затем, самолично взяв с подноса одну из чашек, поставила ее перед стариком и произнесла, опять же тихо, опять же по-русски:

— Вы любите с сахаром или без?

Старик, не раскрывая глаз, дернулся, и Вика не сомневалась, что он прекрасно понял, что она только что произнесла.

Старик продолжал недвижимо сидеть, и Вика, пожелав ему отличного дня, на этот раз по-английски, позволила директору представить ей нового обитателя резиденции, в этот раз бывшего оперного певца.

Пожилой певец, немного помявшись, соизволил исполнить а капелла арию Фигаро, и когда его пение, в самом деле чудесное, подходило к концу, по помещению вдруг разнеслись хрипы.

Как и все, обернувшись, Вика заметила корчившегося в инвалидном кресле мистера Крамницкого, лицо которого вздулось и приобрело оттенок перезревшего баклажана. Он попытался приподняться из инвалидного кресла, смахнул при этом чашку, из которой, видимо, в итоге все же выпил, и наконец из его горла вырвался ужасный хрип на английском:

— Это она, это все она! Она меня отравила!

А затем он, тыча в Вику (или нет?), повторил то же самое на русском и, обмякнув вдруг в кресле, успокоился.

Работники резиденции тотчас ринулись к несчастному, а Тони, быстро отгораживая ошеломленную Вику от всех прочих, подтолкнул ее к выходу.

— Нам пора! — произнес он решительно, а Вика заявила:

— Но пожилому джентльмену требуется помощь…

Тони, подталкивая ее прочь от образовывавшейся вокруг недвижимого, со вздувшимся фиолетовым лицом мистера Крамницкого толпы, заявил:

— Ему ее окажут. Нам пора!

Вика не была согласна:

— Но мне опасность не угрожает. Несчастный наверняка подавился, или у него сердечный приступ, или…

Тони, взяв ее за локоть, легонько его сжал и отчеканил:

— Ваше королевское высочество, не заставляйте прибегать к крайним мерам!

Под крайними мерами подразумевалась насильственная эвакуация члена королевской семьи телохранителями при наличии опасной ситуации, причем решение о том, является ли ситуация опасной или нет, принимал не член королевской семьи, а исключительно телохранители. А тот факт, что Тони, с которым Вика, как и Питер, в неформальной обстановке называли друг друга по имени, обратился к ней как к ее королевскому высочеству, говорил о многом.

Вике пришлось подчиниться, и визит в резиденцию для пожилых людей, так банально начавшийся, закончился столь жутким образом.

Прибыв обратно в Кенсингтонский дворец, Вика велела доложить себе, каково состояние здоровья мистера Крамницкого. Матильда, заставив себя достаточно долго ждать, наконец появилась и с кислым видом произнесла:

— Мэм, вынуждена доложить, что пожилой джентльмен скончался еще до приезда реанимационной бригады!

— Подавился чаем или, быть может, кексом? — спросила в ужасе Вика.

Матильда пожала плечами и ответила:

— О, какая разница, ваше королевское высочество. Жаль, что этот старик умер во время вашего визита в дом престарелых…

Покоробленная ее словами, Вика ответила:

— Жаль, что этот пожилой джентльмен вообще умер.

Матильда спокойно проговорила:

— Все мы смертны, мэм, однако с учетом этого старик мог бы выбрать для своей кончины иной временной промежуток. Уж если сегодня, то после или, так и быть, до вашего визита, но никак не во время оного!

Вика, которая давно убедилась, что Матильда, как и ее мамаша, была не только крайне практичной, но и весьма циничной особой, не стала спорить. А в ушах у нее до сих пор стоял предсмертный хрип несчастного мистера Крамницкого, взгляд его выпученных глаз и странные и страшные слова: «Это она меня отравила!»

Кого он, интересно, имел в виду? Одну из медсестер или, быть может, одну из соседок по резиденции?

И вдруг поняла: а что, если эти слова были адресованы ее собственной персоне? Ведь чашку, из которой старик отпил и спустя пару минут умер, подала ему именно она, герцогиня Коннаутская!

От мысли об этом ей сделалось плохо.

Питер, прибывший вечером и уже прослышавший об этой неприятной истории, утешил жену, однако, как и Матильда, был в своей оценке более чем здравомыслящ:

— Он наверняка был старый и тяжело больной. Забудь об этом!

Но забыть не получилось, потому что «Дейли кроникл» на следующий день вышла с фотографией ужасного вздутого лица мертвого старика и заголовком: «Бедняга отдал концы после чашки чая, преподнесенной ему Викки Коннаутской. Отравила ли она старика?»