Гордость и возбуждение (СИ)

— Шон, — начинает мама, но я перебиваю.

— У меня было четыре жены и куча подружек, которых я не могу вспомнить. И ни одна из них меня не зацепила. Мартин заставляет меня улыбаться, радоваться и чувствовать. Дед, несмотря на косые взгляды родных и знакомых, оставался верен супругу и никто не скажет, что они не были счастливой парой.

— Но он оставил детей, — возразил отец.

— В наше время с ними нет проблем.

Мать поджимает губы.

— Можно взять из детского дома, есть и суррогатные матери, вопрос наследников решаем. И никаких «но». Я никому не позволю лишить меня счастья.

— Ты бы подумал, — покачал головой отец. — Он же мальчишка, ребенок, через полгода-год ты ему просто надаешь, и он уйдет.

Мать устало вздыхает и приводит последний, как ей кажется, весомый аргумент:

— Он же парень! Что ты с ним в постели планируешь делать? Ты хоть понимаешь, что он может захотеть быть сверху и тебе придется… — ее аж передергивает.

— А вот это уж точно не ваше дело, и вообще — интересные познания! — улыбаюсь маме настолько многозначительно, что она упирается взглядом в стол. — Пап, я именно надеюсь, что не потеряю его и не наскучу ему. Разберемся, не дурака вырастили.

Мартин вздрагивает, когда я открываю дверь, и облегченно выдыхает, понимая, что это всего лишь я и один.

— Ну что, уезжаем? — напряженно спрашивает он.

— Выясним, зачем они приехали, покушаем, и там видно будет. В конце концов, этот дом мой, так что не нам уезжать, — сердито. — Ты как, сильно расстроился?

— Честно говоря, не столько расстроился, сколько… Сколько почувствовал себя тут лишним, — Мартин пожимает плечами. — Хорошо хоть они пропустили момент кормления Дианы.

— Вот беркут, кстати, им бы понравился. Они кучу денег жертвуют «зеленым», помогают разным фондам и всякое такое, — усмехаюсь. — Их заинтересовало, что мы делаем в постели и захочешь ли ты быть «сверху». Вот этого я не ожидал.

Сажусь на кровать и притягиваю к себе Мартина, утыкаюсь лицом. Мартин замирает, а потом от души хохочет.

— Даже так? Может, спустится и ответить им на этот вопрос? — он гладит по плечам. — Шучу, конечно.

— А я бы посмотрел на их лица, — ласкаю бедра. Жаль, что только это и могу себе позволить, Мартин возбуждает уже тем, что в одной со мной комнате.

— Пойдем завтракать, и не забывай — здесь мы хозяева.

Мартин

Хозяином я себя не чувствую. Захожу следом за Шонов в кухню и застываю под взглядами его родителей, чувствуя себя неуклюжим, никчемным, и абсолютно ненужным. Словно бездомная, грязная собака посреди дворца. Только долго загоняться мне не дает Диана, влетев на кухню, она садится прямо посреди стола и кидает на него огромную форель. Уже копченную.

— Мда, Шон, она опять это сделала! — не выдержав, смеюсь.

— Знал бы, оставил бы холодильник пустым, — шутит Шон, когда Джудит коротко взвизгивает.

— Это беркут, — поправляет очки Доминик. — И она настоящая красавица.

— Очень редкий вид птицы-домушника с навыками профессионального вора, — комментирует Шон.

— Неудивительно. Когда исконно дикие звери вынужденно живут рядом с людьми и им не хватает еды, приходится «одалживать» ее у людей, — Джудит протягивает руку к Диане, но та хищно растопыривает крылья.

— Ди, — тихо одергиваю я, и она тут же поворачивает ко мне голову, — девочка моя, в следующий раз тащи десерт!

Фамильяр что-то кричит и гордо, важно проходится по столу ко мне. Я глажу грудку, взъерошиваю перья еще больше, слегка щелкаю по клюву. Мама Шона заворожено наблюдает за нашим общением, но стоит женщине протянуть руку, как Диана едва не цапает и только то, что я закрываю ладонь Джудит своей, спасает ее от пары сломанных пальцев.

— Вы ей не нравитесь, не нужно пытаться прикоснуться, она все же не декоративная собачка, — поддеваю я и тут же прикусываю язык, виновато смотрю на Шона.

— Твоя птица, — пожимает он плечами. Джудит просительно смотрит на Диану, но, смирившись, вздыхает.

— Мартин, ты спишь с моим сыном или как это называется, учитывая ваш общий пол, — я поперхнулся от такой прямолинейности Доминика. Он поправляет очки и продолжает: — Шон этим, видимо, доволен. Однако, он мой единственный сын и, если ты его предашь, заметь, предашь, а не разлюбишь и уйдешь, я найму людей, которые отрежут тебе яйца.

— Папа! — кричит Шон и прижимается со спины, затыкая мне уши, словно маленькому ребенку.

Я весело смеюсь и качаю головой, тихо, зло бросаю:

— Не знаю, как это называется у вас, но я буду воспринимать ваши слова как угрозу. Забавно… Есть только одно маленькое но… Не все решают деньги и, поверьте, не будь вы отцом моего любимого человека, вы бы подавились своими словами.

Внутри закипает неконтролируемая злость, она скребется словно дикий зверь. Диана рвется к Доминику и легким движением снимает очки и легко перекусывает дужку. Я же разворачиваюсь и выхожу из кухни, фамильяр вылетает следом.

— Он неуправляемый, чокнутый, — громкий шепот Джудит режет уши, но голос Шона успокаивает.

— Мартин отреагировал соответственно и, хоть я вас люблю, но вы нарываетесь, — говорит Шон.