Гордость Карфагена

Эти воины представляли собой серьезную угрозу, как и обученные Ганнибалом пехотинцы. К счастью, большая часть армии Сифакса состояла из рекрутов, недавно призванных на службу из различных частей империи. Они не были обучены сражению в колоннах и других боевых формациях и не шли ни в какое сравнение с римскими легионерами. Поэтому ливийский царь полагался только на численное превосходство. Его солдаты обычно начинали бой как стая диких гиен, нацеленных на убийство. Они группировались в племенные отряды, но по сути являлись одиночками, которые заботились только о самих себе. Ливийские воины носили шкуры леопардов, гепардов и львов. Их отличительными приметами были сильные руки и крепкие ноги, длинные пряди волос, похожие на сотни змей, и гладко выбритые лица, покрытые татуировками с изображениями тотемных животных. В их арсенале имелось разнообразное оружие, часто ужасное на вид: копья любых размеров, пики, вилы и цепы, разрывавшие своими шипами кожу и мышцы врагов. Некоторые воины орудовали гарпунами, прикрепленными к веревкам, которые позволяли им подтягивать пронзенных жертв прямо к своим ногам. Другие ливийцы отдавали предпочтение боевым топорам. Говоря о достоинствах этого оружия, они обычно демонстрировали сморщенные обрубки рук и ног, которые хранились в их походных мешках среди трофеев. Воины с западного побережья выделялись круглыми щитами, чья внешняя поверхность была украшена кораллами. Они пронзали врагов тяжелыми трезубцами, а затем добивали их маленькими кинжалами, сделанными из осколков раковин.

С каждым днем ряды африканской армии пополнялись новыми солдатами. Когда стало ясно, на что надеялся Си-факс, Лаэлий начал приставать к Сципиону с вопросами. Не пора ли действовать? Он боялся, что численность ливийцев вскоре превысит тридцать тысяч воинов. А возможно, дойдет до сорока или пятидесяти тысяч. Кто знает, сколько солдат с кожей песочного цвета направлялось сейчас к Цирте? Римские отряды насчитывали только двенадцать тысяч легионеров. Как долго им еще ждать? Каждый день число врагов росло, и каждый день Ганнон обучал отряды рекрутов координированным действиям...

— Сколько римлян погибло при Каннах? — перебил его Публий.

— Ты знаешь, сколько, — ответил Лаэлий.

— Знаю, — согласился Публий, как будто это и был ответ на все вопросы Лаэлия.

Фиктивные переговоры затянулись на неделю. Публий заметил, что ливийцы не стали расширять территорию лагеря. Пытаясь скрыть свою численность, они накапливали растущую армию в первоначальном периметре военного поселения. Их лагерь был окружен высокой бревенчатой стеной, оплетенной колючим кустарником, чьи шипы длиною в палец делали преграду почти неодолимой. Оборонительные рубежи построили давно, но несколько лет назад их укрепили и улучшили. Тем не менее, как заметил Публий, они остались деревянными. Казармы, хижины и навесы ливийского лагеря были сделаны из тростника и соломы. Карфагенские солдаты, следуя своим обычаям, соорудили шалаши из сухих ветвей. Фактически лагерь представлял собой огнеопасное замкнутое пространство, битком набитое людьми и животными, а также хранилищами с оружием, броней и съестными припасами. Единственными неуязвимыми для огня предметами были металлические кольца и кубки, топоры и наконечники копий, которые сами по себе не наносили никому вреда.

Лаэлий, выслушав замечание Публия, попытался угадать ход его мыслей. Вскоре он понял, хотя только контурно, план действий гениального Сципиона.

Переговоры продолжались. Сначала Сифакс убеждал консула, что Ганнон склоняется к возможности мирного договора. Затем Публий потребовал доказательства того, что Ганнон Барка имеет право заключать межгосударственные соглашения. После этого они начали обсуждать основные пункты договора, которые требовалось согласовать перед выдвижением дополнительных условий. Некоторые римские офицеры начали ворчать, что консул играет на руку Сифакса . Хотя они не говорили этого в присутствии Сципиона, он знал, что несколько подчиненных называют его трусом, который не желает омрачать обидным поражением свои предыдущие успехи и посему идет на позорный мир с врагом. Он не стал оспаривать их мнение, поскольку не хотел раскрывать созревающий план. Публий позволил им тешить свое неведение и болтать никчемный вздор. В разговоре с Лаэлием он указал на постоянный ветер, поднимавшийся сразу после заката. Его порывы длились несколько часов, в течение которых земля подстраивалась к перепадам дневной и ночной температуры воздуха.