Читаем Гордубал полностью

- Ну, знаете, что в лоб, что по лбу. Так и так выходит из-за денег. Только не из любви к Полане.

- Кто знает...

- Нет, уж это вы оставьте, Гельнай. Вы старый служака и знаете деревню, а я молодой и, черт возьми, немного разбираюсь в женщинах. Видел я эту Полану - некрасивая, костлявая баба, да и старая к тому же. Правда, связь у них была, но, я думаю, что это ей стоило немалых денег. Из-за нее, Гельнай, Гордубал бы не погиб, из-за нее Штепан не пошел бы на убийство! А ради денег - да. Это ясно как божий день. Гордубал был деревенский скряга. Полане не терпелось получить наследство, чтобы содержать любовника, а Штепан - тот охоч до денег- вот и все. Говорю вам, Гельнай, тут нет ни капли романтики. - Бигл щелкнул пальцами. - Грязная история и вполне ясная, друг мой.

- Отлично приведено в систему, вы молодец, Бигл! - похвалил Гельнай. - Не хуже, чем у господина прокурора. Все у вас выходит так просто...

Польщенный Бигл расплылся в улыбке.

- ...Но все-таки, по-моему, Карел, было бы еще проще, если бы Гордубал скончался по воле божией. Воспаление легких и аминь. Вдова вышла бы за Штепана, родился бы у них ребеночек... Но вас не устраивает такой простой вариант, Бигл.

- Нет. Меня устраивает правда, Гельнай. Доискаться ее дело настоящего мужчины.

Гельнай задумчиво моргает.

- А вы уверены, Карел, что вы ее нашли, эту настоящую правду?

- Эх, если бы еще найти шило!..

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

- ...Судебное заседание по делу Штепана Маньи, двадцати шести лет, батрака, холостого, вероисповедания реформатского, и Поланы Гордубаловой, урожденной Дурколовой, вдовы, тридцати одного года, вероисповедания римско-католического, обвиняемых в качестве сообщников в убийстве с заранее обдуманным намерением Юрая Гордубала, крестьянина деревни Кривой, объявляю открытым.

Встаньте, подсудимый. Вы слышали обвинительное заключение. Признаете себя виновным?

Подсудимый виновным себя не признает. Юрая Гордубала не убивал, в ту ночь спал у себя дома в Рыбарах. Деньги, что были за балкой, получил от хозяина, как приданое за Гафью. Алмаз у стекольщика не покупал. С хозяйкой в связи не был. Больше ничего сказать не имеет.

Подсудимая себя виновной не признает. Об убийстве ничего не знала, только поутру... На вопрос, откуда она узнала, что муж убит, сообщает, что видела только разбитое окно. С батраком в связи не была. Алмаз купил сам хозяин несколько лет назад.

Убийца скорее всего проник через окно, потому что дверь всю ночь была на запоре.

Обвиняемая садится - подурневшая, желтая, в последней стадии беременности, из-за чего пришлось даже ускорить разбор дела.

Процесс тянется, подчиняясь неумолимой рутине судопроизводства. Зачитываются протоколы и заключения, шуршит бумага, присяжные стараются принять вид внимательных и благочестивых слушателей. Подсудимая сидит неподвижно, как изваяние, только глаза бегают беспокойно. Штепан Манья вытирает временами пот со лба и старается уразуметь все слышанное. Кто знает, какая здесь закорючка, как повернут дело эти важные господа? Почтительно склонив голову, Штепан слушает и шевелит губами, как будто повторяя про себя каждое слово.

Суд приступает к допросу свидетелей.

Вызван Василий Герич, староста деревни Кривой, высокий плечистый мужик. Он серьезно и не спеша повторяет слова присяги.

Свидетель одним из первых увидел покойника.

Верно ли, что он сказал при этом - "домашняя работа"?

- Верно.

- А почему?

- Так, по догадке, ваша милость.

- Известно ли вам, свидетель Герич, что Полана Гордубалова была в связи со Штепаном Маньей?

Свидетелю известно, он сам упрекал в этом Полану еще до приезда Гордубала.

- Обижал ли Гордубал свою жену?

- Вздуть ее надо было, ваша милость, - вспыхивает Василий Герич, - дурь из нее выбить. Даже обед мужу варить не хотела.

- Жаловался ли Гордубал на свою жену?

- Нет, не жаловался, только от людей прятался да таял, как свеча.

Полана сидит, выпрямившись, и глядит в пространство.

Полицейский вахмистр Гельнай дает показание в соответствии с обвинительным заключением. Он указывает на вещественные доказательства. Вот стекло из избы покойного, поцарапанное изнутри алмазом. В тот день было грязно, и под самым окном была лужа, а в избе не обнаружено ни следа грязи, и пыль на подоконнике осталась нетронутой.

- Может ли взрослый человек пролезть в это отверстие?

- Нет, не может. Пройдет только голова, а туловище застрянет.

Допрашивается младший полицейский Бигл. Бигл стоит, как на параде, исполненный служебного рвения. Его показания в точности соответствуют обвинительному акту. Алмаз он нашел в запертом ящике.

Обвиняемая не хотела дать ключ, уверяя, что ключ утерян. Ящик был взломан, а ключ позднее нашелся на дне ведра с овсом. Свидетелем также найдены в Рыбарах деньги покойного.

- Кроме того, - Бигл повышает голос, - я позволил себе принести еще кое-что, господин судья. - Бигл разворачивает носовой платок. - Я нашел это вчера, когда у Маньи вывозили навоз. Вещь была брошена в выгребную яму.

Бигл кладет на судейский стол тонкий, остроконечный металлический предмет, овального сечения, длиной сантиметров пятнадцати.

- Это что?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адриан Моул и оружие массового поражения
Адриан Моул и оружие массового поражения

Адриан Моул возвращается! Фаны знаменитого недотепы по всему миру ликуют – Сью Таунсенд решилась-таки написать еще одну книгу "Дневников Адриана Моула".Адриану уже 34, он вполне взрослый и солидный человек, отец двух детей и владелец пентхауса в модном районе на берегу канала. Но жизнь его по-прежнему полна невыносимых мук. Новенький пентхаус не радует, поскольку в карманах Адриана зияет огромная брешь, пробитая кредитом. За дверью квартиры подкарауливает семейство лебедей с явным намерением откусить Адриану руку. А по городу рыскает кошмарное создание по имени Маргаритка с одной-единственной целью – надеть на палец Адриана обручальное кольцо. Не радует Адриана и общественная жизнь. Его кумир Тони Блэр на пару с приятелем Бушем развязал войну в Ираке, а Адриан так хотел понежиться на ласковом ближневосточном солнышке. Адриан и в новой книге – все тот же романтик, тоскующий по лучшему, совершенному миру, а Сью Таунсенд остается самым душевным и ироничным писателем в современной английской литературе. Можно с абсолютной уверенностью говорить, что Адриан Моул – самый успешный комический герой последней четверти века, и что самое поразительное – свой пьедестал он не собирается никому уступать.

Сьюзан Таунсенд , Сью Таунсенд

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее / Современная проза
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза
Женский хор
Женский хор

«Какое мне дело до женщин и их несчастий? Я создана для того, чтобы рассекать, извлекать, отрезать, зашивать. Чтобы лечить настоящие болезни, а не держать кого-то за руку» — с такой установкой прибывает в «женское» Отделение 77 интерн Джинн Этвуд. Она была лучшей студенткой на курсе и планировала занять должность хирурга в престижной больнице, но… Для начала ей придется пройти полугодовую стажировку в отделении Франца Кармы.Этот доктор руководствуется принципом «Врач — тот, кого пациент берет за руку», и высокомерие нового интерна его не слишком впечатляет. Они заключают договор: Джинн должна продержаться в «женском» отделении неделю. Неделю она будет следовать за ним как тень, чтобы научиться слушать и уважать своих пациентов. А на восьмой день примет решение — продолжать стажировку или переводиться в другую больницу.

Мартин Винклер

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза