Читаем Гордубал полностью

- Это, изволите ли видеть, шило для плетения корзин. Принадлежало семье Манья и исчезло в день убийства.

Бигл держится невозмутимо, но в душе торжествует и наслаждается всеобщим вниманием. Пять недель он искал это проклятое шило и наконец вот оно.

- Подсудимый, вам знаком этот предмет?

- Нет, не знаком.

Мрачный упорствующий Штепан садится на место.

Дает показания доктор. Он настаивает на том, что убийство совершено тонким остроконечным предметом овального сечения. Если бы Гордубал был застрелен, пуля осталась бы в теле. Между тем никаких ее следов не обнаружено. Доктор пространно объясняет разницу между колотой и огнестрельной раной. Кроме того, при столь мелком калибре выстрел должен быть произведен почти в упор, так что был бы ожог на коже или во всяком случае рубашка была бы опалена.

- Могла быть рана нанесена этим предметом?

- Да, могла. Нельзя сказать с уверенностью, что именно этим, но во всяком случае этот предмет достаточно тонок и остер, чтобы нанести такую рану. Очень, очень подходящая вещица, - оценивает доктор. - Да, смерть наступила мгновенно.

И импульсивный доктор бегом возвращается на свое место.

Показания дает тюремный врач. Полана Гордубалова по всем признакам на восьмом месяце беременности.

- Обвиняемая! - произносит судья. - Можете не вставать. Кто отец ребенка, которого вы ждете?

- Юрай, - шепчет, опуская глаза, Полана.

- Со дня приезда Гордубала сегодня исполнилось пять месяцев. От кого же ребенок?

Полана молчит.

Старый Манья отказывается от показаний. Штепан сидит, закрыв лицо руками, старик утирает слезы кумачовым платком.

- Кстати, Манья, знаком вам этот предмет?

Старый Манья утвердительно кивает.

- Это же наше шило, мы им плетем корзины. - И он хочет сунуть шило в карман.

- Нет, нет, старина, шило останется здесь!

Михал и Дьюла тоже отказываются давать показания. Судья вызывает Марию Яношову.

- Будете давать показания?

- Буду.

- Правда, что ваш брат Штепан подбивал вашего мужа на убийство Юрая Гордубала?

- Правда, ваша милость. Но мой муж не пойдет на такое дело. Хоть сто пар волов ему дай.

- Был Штепан в любовной связи с хозяйкой?

- А как же, сам дома хвалился. Дурной человек Штепан, ваша милость. Нехорошо было обручать с ним малою ребенка. Слава богу, что все расстроилось.

- А что, свидетельница, очень злился ваш брат, когда Гордубал его выгнал?

Мария крестится.

- Ах, господи, ходил как черт, не ел, не пил, даже курить бросил...

Свидетельницу отпускают, она с плачем оборачивается в дверях.

- Ах, ваша милость, до чего мне жалко Штепана! Дозволите ли оставить ему малость денег на пропитание?

- Нет, нет, матушка, не нужны ему деньги. Ступайте себе с богом.

Суд вызывает свидетеля Яноша.

- Будете давать показания?

- Как господа прикажут.

- Правда ли, что Штепан предлагал вам убить Гордубала?

Свидетель смущенно хлопает глазами.

- Верно, намекал мне Штепан о чем-то. Дескать, ты бедняк, Янош, а мог бы разжиться деньгой.

- Как разжиться?

- Почем я знаю, ваша милость? Глупые были речи.

- Он предлагал вам убить Гордубала?

- Кажись, что нет, ваша милость. Давно дело было, разве все упомнишь! Речь о деньгах шла. Штепан всегда о деньгах. Зачем мне помнить всякие глупости? "Ты, говорит, дурень". А хоть бы и дурень. За дурость людей не тащат на виселицу.

- А вы не пьяны, свидетель?

- Чарочку, ваша милость, выпил для храбрости. Боязно говорить с начальством.

Судебное заседание переносится на следующий день.

Штепан старается встретиться глазами с Поланой, но вдова Гордубала, точно вырезанное из кости изваяние, не смотрит на Штепана, идет костлявая, некрасивая, неловкая. На Штепана никто даже и не глядит - только на нее. Что Штепан? Черномазый парень. Велика важность - мужчина убил мужчину.

А вот когда мужа убивает собственная жена, - господи боже ты мой! Что за жизнь, если даже жене верить нельзя? Дома в собственной постели и то не спокоен человек, - зарежут, как скотину на бойне.

Вдова Гордубала проходит словно между стен ненависти, которые смыкаются за нею, как волны.

- Эх, нужно было бы Гордубалу пришибить ее топором, как волка, что попался в капкан! Повесить ее! - волнуются бабы.

- Нет на свете справедливости, если не повесят Полану.

- А ну вас, бабы! - ворчат мужики. - Вашего брата не вешают. Засадят ее в тюрьму до самой смерти.

Если бы судили женщины, они бы повесили эту дрянь.

- Я сама бы накинула ей петлю на шею.

- Оставь, Марика, не бабье это дело. А вот Штепку, как пить дать, повесят.

- Вот видишь, Штепку повесят, а ведь он убил чужого человека. Нет, если Полану не повесят, все жены начнут мужей убивать.

- Да как же ее вешать, она же ребенка носит!

- Вот еще, ребенка! Черта родит, а не ребенка.

Суд вызывает свидетеля Симона Фазекаша, по прозвищу Леца. В день убийства он видел Полану со Штепаном. Обвиняемые стояли у ручья.

- Штепан Манья, вы продолжаете утверждать, что не были в тот день в Кривой и не виделись с Поланой Гордубаловой?

- Нет, не был, ваша милость.

- Обвиняемая, разговаривал с вами Манья у ручья?

- Нет, не разговаривал.

- А полицейским вы сказали, что да.

- Они меня заставили.

Показания дает Юлиана Варваринова, соседка Гордубала.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адриан Моул и оружие массового поражения
Адриан Моул и оружие массового поражения

Адриан Моул возвращается! Фаны знаменитого недотепы по всему миру ликуют – Сью Таунсенд решилась-таки написать еще одну книгу "Дневников Адриана Моула".Адриану уже 34, он вполне взрослый и солидный человек, отец двух детей и владелец пентхауса в модном районе на берегу канала. Но жизнь его по-прежнему полна невыносимых мук. Новенький пентхаус не радует, поскольку в карманах Адриана зияет огромная брешь, пробитая кредитом. За дверью квартиры подкарауливает семейство лебедей с явным намерением откусить Адриану руку. А по городу рыскает кошмарное создание по имени Маргаритка с одной-единственной целью – надеть на палец Адриана обручальное кольцо. Не радует Адриана и общественная жизнь. Его кумир Тони Блэр на пару с приятелем Бушем развязал войну в Ираке, а Адриан так хотел понежиться на ласковом ближневосточном солнышке. Адриан и в новой книге – все тот же романтик, тоскующий по лучшему, совершенному миру, а Сью Таунсенд остается самым душевным и ироничным писателем в современной английской литературе. Можно с абсолютной уверенностью говорить, что Адриан Моул – самый успешный комический герой последней четверти века, и что самое поразительное – свой пьедестал он не собирается никому уступать.

Сьюзан Таунсенд , Сью Таунсенд

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее / Современная проза
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза
Женский хор
Женский хор

«Какое мне дело до женщин и их несчастий? Я создана для того, чтобы рассекать, извлекать, отрезать, зашивать. Чтобы лечить настоящие болезни, а не держать кого-то за руку» — с такой установкой прибывает в «женское» Отделение 77 интерн Джинн Этвуд. Она была лучшей студенткой на курсе и планировала занять должность хирурга в престижной больнице, но… Для начала ей придется пройти полугодовую стажировку в отделении Франца Кармы.Этот доктор руководствуется принципом «Врач — тот, кого пациент берет за руку», и высокомерие нового интерна его не слишком впечатляет. Они заключают договор: Джинн должна продержаться в «женском» отделении неделю. Неделю она будет следовать за ним как тень, чтобы научиться слушать и уважать своих пациентов. А на восьмой день примет решение — продолжать стажировку или переводиться в другую больницу.

Мартин Винклер

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза