Гордый наш язык…

Вдумаемся, однако, в самый процесс переработки заимствуемого слова в слово русское. Не так давно, например, патриот Родины не особенно резало слух, потому что имелся и патриот завода и патриот города и т. д. Вдобавок, мы позабыли еще и следующее. До революции слово патриот вообще не пользовалось симпатиями, более того, революционные демократы неоднократно высмеивали «лже-патриота». В наше время патриот без кавычек должен был восстановить себя в правах, и специальное уточнение патриот Родины в этом смысле оказалось не лишним. В начале XIX века, когда сочетание возникло, оно звучало иначе: патриот Отечества. Герои пьес А. Островского пытались «перевести» его на язык московского Зарядья: «патриот своего Отечества». Своего, а не чужого. Чужое слово, став русским, «расширило» свое значение, но став современным, потребовало уточнений.

Иностранные слова постепенно расширяли свои значения и в сочетаниях типа народная демократия, коллега по профессии, реальная действительность… А ведь когда-то и они казались «маслом масляным». Так кто же может взять на себя смелость и запретить сочетания служба сервиса или памятный сувенир? Ведь со временем и в них может развиться какой-то, скрытый от нас сегодня, смысл. Потому что, совпадая в значении слов, русский и чужой вариант не совпадают в содержании понятия, скрытого за ними, а слово… слово живет для того, чтобы оттачивать нашу мысль в понятии — образе — слове.

Подобных выражений много (мысль не дремлет, выражения множатся): ностальгия по Родине, практическая деятельность, да заодно уж и проливной ливень, напоминающий и будний день, и сегодняшний день. Ностальгия — это тоска по родине, практика — и без того деятельность. Однако вместе с тем сочетания отражают и естественное развитие образа, заключенного в имени, образа, который как-то забылся.

Неоспоримый факт, непреложный факт, реальный факт — что это, как не факт действительности? Правда, реальный факт понять трудно, настолько уж и само сочетание кажется вычурным. Факт — действительное, неоспоримое событие, поэтому реальный факт, факт реальности, действительный факт являются такими же странными повторениями. Однако слово факт может уже вступать в соединение с самыми разными словами. Как только слово выскальзывает из жесткого «двойного» сочетания, похожего на тавтологию, вступает в употребление с другими словами, так оно уже никого не удивляет. Чернила стали не только черными, но и красными, зелеными. Информационное сообщение тоже кажется повтором, однако информационным теперь является не только сообщение, но и бюро, карта, план, — и слово изменило свои значения, став термином.

Тем не менее вот неоспоримый факт: подобные тавтологии рождаются каждый день. Это горнило, в котором разговорная речь выковывает новые образы и понятия. Неопытные или неумелые авторы, пользуясь этим, порождают чахлые метафоры, очень поверхностно развивая образ, какой им чудится в слове. Создают пустышку, штамп, и если их много, они могут опорочить и самый ход мысли, ищущей в тавтологиях нового смысла. Вовремя остановиться! Да и зачем бумагу переводить — непреложный факт реальной действительности… это просто — факт.

Правда, нужно бы учесть и такую вещь: выразительность формы нового сочетания. Оно ведь — не термин-понятие, все-таки образ, картинка в коротком выражении, может быть — поговорка? Может быть, форма народной мудрости, которая, по нашим временам, когда пословицу заменил анекдот, ловко выхватывает из слова в одном определении пластически точный портрет своего времени?

В XIX веке московские журналы смеялись над такими выражениями, которые во множестве возникали на страницах «Отечественных записок» и «Современника»: старые ветераны, надменная спесь, знатный вельможа, вероломная измена, наивная простота, призрачное видение, утешительная отрада, летаргические сны. Не удивляйтесь тому, что в некоторых выражениях оба слова — как бы русские. Вовсе нет, не русские. Спесь, вельможа, вероломный, видение — высокие славянизмы, которые, подобно чужим словам, нужно было ввести в родной лексикон. Но разве эти «образы» так уж плохи и мы позабыли о них? Нисколько… Точнее сказать: просто ветераны? Может быть… Но есть ветераны и юные, молодые, «свежие» — всякие. Почему бы не быть и ветеранам старым?