Гордыня

— В «Элиту» входят лучшие представители нашего колледжа, и вам выпала честь доказать, что вы ее достойны. Ваша клятва нашему обществу будет дана посредством выполнения задания, призванного показать «Элите» ваше послушание и преданность. Взамен вы будете приняты в общество, богатство которого исчисляется не только деньгами, но статусом, влиянием и возможностями. Вы были избраны в качестве crème le de crème[1] университета Сент-Августина и вступите в ряды самых могущественных и влиятельных членов общества, — я вдохнул, на моей челюсти заходили желваки. — Прежде всего, мы хотели сказать, что гордимся кандидатами, чья судьба процветать еще долгие годы после окончания университета. «Элита» — это на всю жизнь. Она станет частью вас. Сохранение общества в тайне имеет первостепенную важность. Любая оплошность будет наказуема всей мощью «Элиты». Ваше посвящение начинается с объединения семерки. Мужчины в этой комнате — ваши братья. Братство семи несгибаемо. Вы больше не отдельный человек, вас семеро, — я поднял взгляд, осматривая своих слушателей. Их почти полностью окутывала тьма, на лицах лишь поигрывал свет от зажженных свеч. Казалось, все внимательно меня слушали. Никто не испытывал растерянность и готовность сбежать. Глубоко вздохнув, я продолжил. — Быть избранным в «Элиту» — высочайшая честь и по этой причине Гордыня всегда выбирается проводником между нашим обществом и его членами при инициации.

— Я, — шепнул богатый придурок, вскинув подбородок и выглядя сейчас еще более высокомерно и могущественно.

Я проигнорировал желание схватить его за лацканы дорогой рубашки и ударить кулаком по лицу. Мне просто нужно было дочитать и убраться отсюда к чертовой матери.

— Гордыня будет вести всех семерых. Докажите, что вы достойны полного посвящения, и вас примут в лучшее общество, которое только может предложить мир. Дарованный вам грех отражает ваши качества и личность в обычной жизни, таким он и будет среди «Элиты».

— Мэйсон Блэквелл, Гордыня, — посмотрев на группу, я хлопнул себя по груди. — Это я. Сэмюэль Ганнер, Гнев. Рэтт Мастерс… Похоть. Раш Дэмпси, Леность. Мика…

Я споткнулся на его имени и поднял взгляд, выискивая его в темном кругу. Мика Диксон, мой старый лучший друг. Что за черт? Как…? Я мысленно встряхнулся.

«Просто закончи это и подумай обо всем позже».

— Мика Диксон, Алчность. Себастьян Уэстбрук, Зависть. Бакстер Сэмюэль Богграт Пятый, Чревоугодие. Удачи вам, и будьте достойны своих грехов.

Некоторые парни выглядели взбудораженными, от Чревоугодия исходила энергия ярости, а на лицах некоторых появились беззаботные улыбки. Кто-то успел посмотреть в сторону выхода, когда я произнес:

— Еще тут карточка, — я поднял ее вверх.

Чревоугодие шагнул ко мне и вырвал ее из рук, тут же раскрыв.

— Чтобы скрепить ваше братство, вы отправитесь предаваться грехам тела, похоти, — он пошевелил бровями, осматривая группу.

Раздраженный его дерзостью, я забрал у него карточку и перевернул, увидев адрес.

— Здесь есть адрес. Пойдемте.

Все восприняли это как сигнал к отступлению, но мы с Микой не шевельнулись. Я услышал, как за кем-то скрипнула дверь, прежде чем друг шагнул вперед.

— Черт возьми, это и правда ты? — Мика подошел ко мне и обнял. Его руки, также покрытые чернилами, обернулись вокруг меня, когда он похлопал меня по груди. — Чувак! Я думал… — он отстранился, на его лице появилась знакомая непринужденная улыбка. — Я не знал, что с тобой случилось. Мать твою, даже решил, что ты умер черт знает где.

В сознании вспыхнули нежелательные воспоминания. Та ночь, когда я завез Мику к себе домой, а потом наблюдал, как Эвелин обвинили в ужасных вещах и отобрали от единственной семьи, которую она знала. А еще тот единственный звонок, который мне разрешили в колонии.

— Могу сказать про тебя то же самое, — я отступил, позвонив гневу вскинуть свою голову в ответ на предательство.

— И что это должно означать? — выражение его лица стало жестким. — Ты, блин, исчез, чувак.

Я подошел к нему вплотную, и мы встали нос к носу.

— Я ли? Я звонил тебе через несколько часов после того, как меня избили и увезли, но твой телефон был выключен.

В его глазах отразилось замешательство, а через несколько мгновений и понимание.

— Черт, мой отец, — начал Мика, качнув головой, — после всего того дерьма я вернулся домой. Хотел попросить его разобраться. Но он лишь забрал у меня телефон. Сказал, что меня взломали или что-то вроде, и тут же вручил новый. Я даже не…

— А твой отец уже все знал.

— Но как?

Чертова Лилиан. Гриффины посещали ту же церковь, что и Диксоны. В газетах часто их имена всплывали одновременно при посещении разных гала-концертов и благотворительных мероприятий.

— Думаешь, отец имеет какое-то отношение к…?

— Лилиан Гриффин — чертова лгунья. Моя сестра не делала ничего плохого. Ее обвинили из-за чертовой ревности Лилиан к мужу, хотя дело стоило заводить из-за совращения молодых девушек.

Лицо Мики застыло.

— Он что-то сделал с Эви?

— Я не уверен. Мы только что нашли друг друга, и она почти ничего не рассказала.

На его лице снова отразилось смятение.