Горе

Сегодня утром ко мне пришел слуга в черном наряде и с грустным лицом, он молча отдал мне в руки конверт, а сам медленно, тяжело ступая на каждую ступеньку, спустился на улицу. В конверте было приглашение на похороны от тети Люсии. Она говорила, что я стал полноценным членом семьи Ньепсов и имею полное право быть главным гостем, к сожалению, на не самом веселом мероприятии похорон ее любимого мужа, для всех будет огромной радостью в этом темном дне, если я решусь все-таки стать участником настоящего горя и разделить его с остальными. Разумеется, я пошел. Здесь никаких целей не было. Все мои цели были просто стерты еще вчера- мне нужно было развеять скуку.

Я стоял возле могильной плиты Ньепса. Слева от нее росло дерево, укрывавшее могилу от особенно ярких солнечных лучей- погода, видимо, не разделяла всеобщего горя- справа расположилось большое пустующее местечко. Смотря на этот холодный мрамор, я вспомнил все свои похоронные процессы, в которых участвовал и понимал, что любая смерть до этого момента не являлась настолько опустошающей, какой оказалась эта смешная потеря цели. Я все еще думал об этом. Как странно, почему мои мысли были зациклены на этой потере нематериального, когда передо мной находилась настоящая трагедия, требующая к себе все внимание. Я был чужой в этом слезном дожде солнечного дня, потому что пустота моя куда меньше, чем у окружающих, но куда больнее. Это схоже с иголкой, которая продолжает неумолимо колоть твое тело, вызывая зуд, а ты все чешешься, чешешься, но это бессмысленно, потому что иголка, не переставая, продолжает нагло протыкать твое тело, пока не устанет. И было бы еще хорошо, если бы эти мучения оказались на теле, но ведь вся эта боль внутри и ее невозможно расчесать.

Немного покопавшись в этом зуде, детально его рассмотрев мне на глаза попалась и гниль. Трупная гниль, находившаяся прямо рядом с сердцем. Это была опухоль. Страшная опухоль чего-то погибшего. Мне казалось, что эта опухоль- настоящая, не придуманная моим образным мозгом, не сделанная моим далеким воображением, не оттесанная моей личной печалью. Все вместе составляло эту опухоль мертвое тело, в котором раньше жила цель. Цель этого сонного города. Сон- это тренировка смерти. Она практикуется на нас, делает всевозможные вещи, а потом то, что было в сновидениях оказывается и в реальности. Это ли не доказывает, что два важнейших компонента для существования человека так тесно взаимосвязаны, что мы и не замечаем этого. Там, где мы наслаждаемся жизнью, мирно стоит и наблюдает смерть, радуясь с нами. Там, где нас пугает холодная и яркая коса, жизнь отступает на перекур. Это большой сосуд, дающий нам право жить, он постоянно заполняется двумя крайностями, чтобы мы не переставали ощущать, мыслить, переживать, быть людьми. Это потасовка карт двух джокеров составляет весь механический процесс сложной конструкции под названием чувства. Мы радуемся белому и боимся черного.

Так что же сейчас? Жизнь снова ушла на перекур? Теперь уже всеобъемлющая коса тихо касается шей всех слуг, давая прочувствовать то, что ощущал лежащий в могиле Климент Ньепс. И куда она ушла? Не может же эта жизнь насовсем сбежать. Не может же…

Я пробился сквозь толпу за кустарник. Оттуда, мне казалось, я смогу найти эту жизнь. Смогу ее поймать и сказать ей все, что о ней думаю не только я, но и все поле, наполненное вместо золотой пшеницы опущенными головами, будто бы смертники идут на свой последний приговор. И жизнь правда была там! Она стояла, опираясь о дерево, и точно так же, как и все вокруг, опустила голову, прикрыв глаза рукой. Ее тело в сером пальто немного дрожало, ноги подкашивались, доносились тихие завывания. Я осторожно подошел к жизни и взял ее за плечо. Но вместо ласковой улыбки солнца передом мной появилось размытое лицо без чувств, без ничего.

— Лувр? — я тихо и очарованно смотрел на безликого, который молча плакал.

Вместо ответа Лувр отвернулся и продолжил рыдать, только куда громче. Смотря на него, я осознал, что никогда не видел, как плачут люди без глаз. Капли слез просто появлялись из ниоткуда и падали на землю, окрашивая почву в темные оттенки. Плечи хладнокровного убийцы тряслись, намереваясь упасть. Вот, кто по-настоящему прочувствовал всю остроту косы смерти. Вот, кто страдал. Для него Ньепс- был всем: не любовью, не семьей, не деньгами, не мечтой, не целью- всем. Среди всех стоящих возле небольшой могилки именно этот холодный и страшный человек плакал горячими слезами, чувствовал, что в его теле нет ничего- не только лица- ничего! Он потерял абсолютно весь мир. В нем смешались и смерть, и жизнь, которые не могут даже в теории быть вместе, потому что из них получается пустота. Катастрофическая пустота. Такой пустоты нет во Вселенной, потому что у Вселенной есть звезды, у туманностей- пыль, у темной материи- название, а то, что было внутри Лувра ничего не имело. Не имело смысла, цели, надежды, воздуха, еды. Последнее, что отдавал Лувр- верность и слезы. А дальше?