Он был так бледен, что казалось, вот-вот потеряет сознание. Сейчас он переживал один из тех редких моментов, когда важнейшие жизненные узлы развязываются и перевязываются по-другому. Голова у него кружилась, словно он куда-то падал. Тайна, которую они с Сельмой хранили целых десять лет, больше не была тайной. Бриско не был их сыном. Но эту пустоту заполнила другая тайна — та, которую открыла сейчас Нанна. Ребенок, которого они растили день за днем, а теперь потеряли, был сыном Ивана и внуком короля Холунда. Бьорн вспомнил один давний вечер, когда Сельма это почти угадала. Бриско не было еще и года; они стояли вдвоем у его колыбели и любовались ребенком. «А тебе не кажется все это странным, — сказала она тогда, — погиб Иван, Унн исчезла, а теперь откуда-то взялся ребенок…» Бьорн только головой помотал — ну что, мол, ты выдумываешь… и больше они об этом никогда не говорили.
Нанна между тем еще не все рассказала.
— Прошло так это с год, — снова заговорила она, — и заявились они — шайка Герольфа… наверно, по всем домам прошлись, все ребенка искали… уж если в наш домишко заявились, так, значит, и впрямь ни одного не пропустили… меня дома не было, работала в наймах на одной ферме… они тетку расспрашивать… она им, поди, спела «Китобой, готовь гарпун» или еще что… а потом рассказала и про ребенка, и про колдунью Брит, и про метку — все-все… так мне и сказала, когда я вернулась… ведь вот полоумная, ничегошеньки не помнит, сколько пальцев у ней, не знает — а это, поди ж ты, запомнила и рассказала… они, надо думать, пошли искать Брит, чтоб дознаться, куда она снесла мальчонку… ну, Брит, вы ее знаете, небось так их встретила… вот теперь все сказала, дамы-господа… извините, что так бестолково… уж как умею.
— Вполне толково, Нанна, — успокоил ее Кетиль. — Совет тебя горячо благодарит. А я пользуюсь случаем сказать тебе, как мы рады, что ты вернулась к нам. Мы тебя не забывали, и все мы очень любили Арпиуса, ты ведь это знаешь. Тебя проводят, куда скажешь.
Тот же стражник, который привел ее, взял женщину за руку. С порога она оглянулась на советников и сокрушенно покачала головой.
— И все это — чтоб он попал-таки им в лапы… вот горе-то… бедный мальчонка…
Совет заседал до поздней ночи. Вспомнили позорное бегство Герольфа десять лет назад, его изгнание с Малой Земли, его заверения в своей невиновности, его унижение перед дядей-королем, его ярость и обещание страшной мести. Подозрения, вызванные гибелью Ивана, сыграли немалую роль в осуждении Герольфа, но еще большую — его характер, воинственный, непокорный и неистовый. Из нынешнего Совета многие помнили то бурное заседание — последнее, в котором он принимал участие, — где он дал выход своей ненависти. Битый час метал он тогда громы и молнии, и никто не мог его остановить.
— Малая Земля! — кричал он, стоя у стола и колотя по нему кулаками. — Малая Земля! Этим все сказано: «Малая»! Вы что, не видите, в чем мы расписываемся, когда говорим: «я — с
Он долго еще с неослабевающим жаром развивал эту тему, пока Кетиль, тогда еще молодой, не остановил его, спокойно молвив:
— Спасибо, что открыл нам свои помыслы, Герольф. По крайней мере, теперь будем их знать.
Когда Бьорн вернулся домой, Сельма спала глубоким сном. Впервые после похищения Бриско. Бьорн пожалел будить ее. «Завтра, — подумал он, — завтра скажу ей, кто наш сын». Прежде чем лечь, он поднялся наверх поцеловать Алекса. Взошел по деревянной лестнице босиком, стараясь, чтобы ни одна ступенька не скрипнула, и тихонько отворил дверь спальни. Луна бледно освещала ее. У Бьорна перехватило дыхание: на кровати Бриско одеяло выпукло обрисовывало лежащую фигуру.
— Бриско… — прошептал он.
Мальчик спал в своей излюбленной позе, носом к стенке. Бьорн подошел нетвердой походкой. Протянул дрожащую руку и положил ее на круглое детское плечо.
— Бриско, сынок… вернулся…
— Папа? — откликнулся сонный голос, и из-под одеяла показалась голова Алекса. — Папа… я переселился.
7
Подарок Волчицы
Оставляя в стороне деревни, сани бешено мчались прямо на север. Лошади неслись таким галопом, словно жизнь спасали, отмахивая подъемы и спуски с одинаковой отчаянностью.
— Хей! хей! — выкрикивала женщина, горяча их пуще, и удары кнута обжигали взмыленные бока.