Горе от богатства

– Конечно, сестренка, я тоже скучал без тебя.

Наконец Маура отпустила Кирона, вытерла мокрое лицо и, глядя ему в глаза, сказала, улыбаясь:

– Не могу поверить, что мы расстались с тобой немногим более двух месяцев назад в Баллачармише. Столько всего случилось за это время, хватило бы на всю жизнь.

– Случилось больше с тобой, чем со мной. – Кирон старался говорить беспечно, он поднял руку Мауры с золотым обручальным кольцом на пальце. – Ты, наверное, ничегошеньки не знала о своем муже, когда выходила за него.

Кирон почти угадал, Маура покраснела.

– Знала, Кирон. Не в том смысле, что ты имеешь в виду. Но я знала о нем все, что мне нужно было знать, еще до того, как он со мной заговорил.

Ни один мускул не дрогнул на широком лице Кирона, только по его карим глазам Маура видела, что не убедила его.

– Тогда давай найдем местечко поспокойнее, чем этот перекресток, и ты меня убедишь, – сказал Кирон и взял Мауру под руку, как близкий друг. – Куда бы нам пойти? Или ты теперь ходишь только к Дельмонико и Шерри?

– Я еще не была у Дельмонико, а о Шерри вообще не слышала, – отозвалась Мауоа, на седьмом небе от счастья. – Как это ты знаешь о Нью-Йорке больше меня? Я здесь уже третий месяц, а ты всего несколько дней как приехал.

Кирон улыбнулся, крепкие белые зубы блеснули на бронзовом от загара и обветренном от работы на свежем воздухе лице.

– Может быть, ты и живешь в Америке третий месяц, но не в Ныо-Иорке. Расскажи мне о ферме.

– О ферме? – изумленно переспросила Маура. Какое-то время она смотрела на Кирона непонимающими глазами, потом до нее дошло. Она хихикнула. – Знаешь, Тарну трудно назвать фермой. Она очень похожа на Баллачармиш. Там чудесно. И местность очень красивая, такие горы…

– Но не как в Ирландии, – перебил ее Кирон, его лицо вдруг погрустнело.

– Нет, не как в Ирландии. – Маура замолчала и сжала ему руку.

Какое-то время они молчали, вспоминая Баллачармиш, ни с чем не сравнимое величие гор Кидин и Лугнаквиллия, прекрасное озеро Суир.

Потом Кирон повел Мауру сквозь людской поток в шумное, оживленное кафе.

– Правда, что лошади Каролисов одни из лучших в мире?

– Ты слышал о них?

Маура была уверена, что ничего не сообщала Кирону о лошадях. Она писала только об Александре.

Они сидели на скамье за длинным деревянным столом, поверхность которого совсем побелела от того, что его часто скребли.

– Каждому, кто хоть немного разбирается в лошадях, знакомо это имя. Меня удивляет, что ты не знала этого.

Маура подвинулась ближе к Кирону, рядом с ней сидел плотный коренастый мужчина, который, широко расставив локти, уплетал похлебку из моллюсков.

– Я никогда не связывала имя Каролисов ни с чем – ни с лошадьми, ни с Нью-Йорком…

– Ни с богатством? – Голос Кирона звучал так весело, что Маура опять рассмеялась.

– Нет, в этом меня никак нельзя обвинить. Я не охотилась за состоянием.

К ним подошла официантка и стояла в ожидании, пока они сделают заказ.

– Пиво, чай и два пирога с курятиной, – заказал Кирон с видом знатока.

– Я вижу, ты здесь чувствуешь себя как дома. Что это за пироги с курятиной? – спросила Маура.

– Это такая вкуснотища – пальчики оближешь. А теперь расскажи-ка мне о своем муже. Что ты нашла в нем такого особенного, не считая его огромного состояния, конечно? Почему ты выскочила за него так быстро? Вы даже не были знакомы.

Маура забыла о пироге с курятиной. Она не знала, как объяснить Кирону то, что произошло с ней, когда она впервые увидела Александра. Как объяснить, что ее привлекли красота Александра, исходившая от него уверенность, всепоглощающее желание, которое он в ней вызвал? Все это невозможно было объяснить, поэтому она коротко и просто сказала:

– Я захотела его, захотела, как только увидела.

– Господи, Маура! – Кирон быстро огляделся вокруг, не услышал ли кто-нибудь случайно ее слова.

– Извини, Кирон, но ты сам спросил меня об этом, а я не знаю, как еще объяснить, – краснея, сказала Маура.

Кирон не спеша отпил пива, чтобы прийти в себя от услышанного. Он по собственному опыту знал, что некоторые женщины чувственны не менее мужчин, но никак не ожидал такого откровенного признания от Мауры с ее безупречным воспитанием. Он смотрел на нее с нескрываемым удивлением. В ее лице, в повелении не было ничего дешевого или чувственного. Блестящие черные волосы зачесаны назад, закреплены черепаховыми гребнями и уложены красивым узлом в шелковую сетку. Скромное светло-сиреневое платье с высоким воротом и с узкими в запястьях рукавами удачно оттеняет голубизну ее глаз. Смотрит она на него прямо и искренне, как всегда.