За завтраком профессора, а сегодня с нами были профессор Смомалия и Ремус, вели себя так, словно вчера ничего не случилось. Разве что Тетушка Тама выглядела очень сонной. Это особеено было заметно по тому, как перед нами появлялась еда. Сначала на тарелках был сушеный горох, который тут же превратился в цветущий, а потом и вовсе в скорлупу от орехов, при этом без самих орехов. И только когда к поварихе подошел Ремус и что-то ей тихонько сказал, на тарелках наконец появилась овсяная каша. Я думал, что Пар сейчас начнет во всю глотку возмущаться, что его бедненького не кормят, но толстяк как будто ничего не замечал. Он ковырял ложкой в тарелке что бы там ни появлялось, но ничего при этом не пробовал. И даже когда там уже была овсянка, он так ничего и не съел. Неужели опять Зарина? Нет, тут дело совсем в другом.
— Что такое? — спросила у него Трисса.
— А? — Пар как будто только что очнулся. — Ничего.
— Точно?
— Ага.
Никто из нас не стал его расспрашивать, но я догадывался, в чем дело.
— Съешь хоть чуть-чуть. — Не думал даже, что когда-нибудь скажу это Пару.
— А? Нет, не хочу.
Мир явно перевернулся.
— Т-трисса, ты Корнелию не видела?
— Она…
— Так они ж с Гавриусом болеют. — Вот кто меня за язык тянул? Трисса поджала губы и опустила глаза. Но хоть за Корнелию с Носатым можно было не волноваться. Та странная болезнь как появилась, так внезапно и ушла.
— О-откуда ты знаешь?
— Да слышал по дороге.
По-моему, я разучился врать, а ведь раньше так хорошо получалось. Мне даже бабуля иногда верила. Ну, может, и не очень хорошо получалось… Оладка перепеченная! Ну, не умею я врать! Что же делать, что же делать? Я гляул на часы:
— Ого! Скоро урок начнется! Давайте быстрее.
Трисса встала из-за стола и, не дожидаясь нас, поспешила к выходу, а за ней, еле поспевая, увязалась длинноволосая одноклассница. Я хотел было спросить у Гэна, кто это такая, но он меня опередил:
— Т-ты вчера ходил?
— Куда?
— Н-ну, ты знаешь.
— А. Не-а. Не ходил.
И это была чистейшей воды правда.
— Х-хорошо, — кивнул Гэн и поправил очки. Он что, знал, кто меня позвал?
Пар встал раньше нас из-за стола и поплелся на уроки, правда, два раза чуть не заблудился. Первым уроком сегодня была Алхимия. Профессор Сомалия немного опоздала, но выглядела при этом очень и очень довольной. Может быть, потому что Корнелия и Носатый выздоровели? А точно, вон они на своих местах. Носатый как всегда сидел насупившись, а Корнелия улыбалась. Вот только ни ее улыбка, ни ее красота меня больше не трогали. Совсем. Каждый раз, когда я поворачивался, чтобы посмотреть на Триссу, то натыкался на взгляд Корнелии. Еще несколько месяцев назад я был бы невероятно счастлив, если бы она на меня так смотрела. Но сейчас мне от этого было не по себе.
А тем временем профессор Сомалия уже начала урок:
— Доброе утро, мои птенчики! Всем сегодня хорошо спалось?
Дружное:
— Да! — ответили все, кроме меня.
— Я так рада, мои птенчики, так рада! А вы готовы начать урок?
— Да!!!
Если честно, то сейчас меня раздражало то, как она говорит. Я вообще не мог понять, как она могла мне раньше так сильно нравиться. И красота ее была какая-то приторная, и голос — писклявый, и взгляд недобрый. А приглядевшись, я заметил, что когда она говорит, у нее изо рта вылетает зеленоватый дымок. Меня аж передернуло.
— Гэн, Гэн! — зашептал я, толкая друга в бок.
— Ч-чего тебе?
— Ты видишь? Видишь? Что там у нее?
— Т-ты о чем?
— Да вон! Дым у профессора изо рта!
— Мои сладкие мальчики, — промурлыкала-пропищала профессор. — Что там у вас происходит? Может быть, кто-то из вас хочет к доске?
Оладка перепеченная! Вот уж чего я точно не хотел. А вот Гэн наоборот с удовольствием встал и спустился вниз. Рядом с ним профессор была похожа на маленькую белобрысую мышь. И она раздражала меня все больше и больше.
— Молодец! — похвалила Гэна Сомалия, когда он почти без ошибок выполнил ее задание. Он даже согнулся в три погибели, чтобы она смогла погладить его по голове. — Садись на место, мой птенчик. А теперь, школяр Марвус, прошу к доске тебя.
Чем ближе я подходил к профессору, тем мне все более тошно становилось от ее улыбки. На самом деле: овсянка, что была на завтрак, так и просилась наружу.
— Что ж, мой птенчик, вот тебе задание. — Она протянула мне свиток с длинным списком веществ и не менее длинной формулой. Если б Трисса и Гэн меня так хорошо не натаскали, то я б ни в жизни не разобрал, что там было написано, не говоря уже о том, чтобы хоть что-нибудь попытаться сделать. — Справишься?
— Да, профессор Сомалия, — ответил я, а сам чуть сглотнул рвущуюся наружу кашу. Дымок, что вылетал изо рта Сомалии мало того, что неприятно выглядел, так еще и пах не лучше. Оладка перепеченная! Да он вонял так, как будто в профессора залили всю плесень, которую только смогли отыскать в Школе.
Минут через пять зелье было готово.