Таким образом, у немцев имелись основания опасаться окружения. Когда Бюлов, выступая в рейхстаге, осудил попытки “окружить Германию, взять ее в кольцо держав, чтобы изолировать ее и обессилить”, он отнюдь не фантазировал (как утверждали английские государственные деятели в своих мемуарах) 66. Результат английских военных консультаций в сравнении с германскими был вполне однозначен. Что, например, привело к созыву кайзером в декабре 1912 года “военного совета”? Переданное через германского посла сообщение Холдейна о том, что “Англия не позволит Германии стать ведущей державой на [Европейском] континенте и объединить его под своим началом”. Кайзер, ждавший, что “Англия встанет на сторону врагов Германии”, был прав. Бетман-Гольвег отметил, что это “просто подтверждает то, что нам уже [некоторое время] известно” 67.
Наполеоновский невроз
Обычно историки оправдывают антигерманскую политику Грея, поскольку
Позднее Черчилль заметил: “Мы не возражали против колониальной экспансии немцев” 68. Англо-германский договор, который открыл бы дорогу распространению германского влияния на португальские колонии на юге Африки, почти был заключен 69. Сам Грей заявлял в 1911 году: “Не так уж важно, кто будет нашим соседом в Африке – Германия или Франция”. Он горел желанием осуществить “раздел” “запущенных” португальских колоний “как можно быстрее… в благоприятном для немцев духе” 70. Сделка сорвалась в 1914 году из-за противодействия коллег Грея, представленного как нежелание публично нарушать английские обязательства Португалии, данные шестнадцатью годами ранее, а на самом деле обусловленного их маниакальной германофобией. Немецкие банки (особенно “М. М. Варбург унд К°”), участвовавшие в проекте, не имели понятия о противодействии ему со стороны таких как Берти (не говоря уже о Генри Вильсоне) 71. Даже когда Грей счел возможным отдать приоритет французским интересам (в Марокко), Германию не стали сбрасывать со счетов. В 1906 году Грей собирался рассмотреть вопрос о предоставлении Германии угольной станции для флота на атлантическом побережье Марокко 72. Конечно, во время Агадирского кризиса (1911) правительство заняло жесткую позицию и потребовало, чтобы Берлин не обращался с Англией так, словно “она не имеет никакого веса в совете народов”[23] (фраза Ллойд Джорджа из речи, произнесенной 21 июля [на ежегодном банкете банкиров в честь министра финансов] в Мэншн-Хаусе) 73. Но и Грею пришлось признать, что англичанам “в вопросе о западном побережье Марокко не следует и невозможно вести себя непримиримо”. За день до речи Ллойд Джорджа Грей сказал Берти, что “французы, не понимая, в каком направлении желают двигаться, попали в затруднительное положение… Мы обязаны и готовы оказать им дипломатическую поддержку, но не можем воевать, чтобы аннулировать Альхесирасский акт [заключенный после Танжерского кризиса] и отдать Марокко в фактическое владение Франции”. Достигнутый компромисс (“сделка между Францией и Германией по поводу некоторых уступок во Французском Конго”) указывал на недостаточный интерес англичан, и Грей убедил французов его принять 74.
Когда германское правительство обратило внимание на Турцию, Грею стало еще труднее придерживаться жесткой линии в отношении немцев, не играя на руку русским в вопросе о черноморских проливах. В любом случае во время Балканских войн (1912–1913) у Грея не было причин жаловаться на немцев, и его мало обеспокоила миссия Лимана фон Сандерса (этот немецкий генерал стал генерал-инспектором турецкой армии). Улучшению отношений с Англией способствовали и германские уступки относительно Багдадской железной дороги 75. Бетман-Гольвег в январе 1913 года заявил, что “будущие колониальные вопросы дают основания надеяться на сотрудничество с Англией”, хотя сделка относительно португальских колоний так и не состоялась 76.