Горек мёд

- Его не удовлетворит работа врача на острове, - с улыбкой сообщил доктор Суиза. - А вот я здесь на месте. Я работаю в детской клинике, построенной вашим мужем, которую помогают содержать влиятельные, как и он, люди. Они же помогают оплачивать счета тех, кто сам не в состоянии сделать это.

- Вы лечите Поля от головных болей, доктор Суиза? - спросила Домини.

Доктор как раз выбирал для себя пирожное, и его раздумье о том, что же предпочесть из множества вкуснейших изделий кулинарного искусства, оказалось слишком серьезной проблемой. По крайней мере, на минуту его вилка застыла над тарелкой, потом он, наконец, сделал выбор и бросил на Домини короткий взгляд из-под кустистых бровей.

- Он говорил вам о своих.., головных болях? - спросил Метрос.

- Не совсем так. Кажется, его раздражает, когда я пытаюсь говорить об этом, - сообщила она. - По всей вероятности, будучи во всем, если не считать головные боли, сильным и здоровым, он не хочет признавать за собой какую-то слабость.

- Возможно. - Доктор положил в рот пирожное и внимательно наблюдал за пчелами, собирающими мед на ближайших к ним цветах какого-то вьющегося растения.

- Поль - типичный грек, - вдруг сказал Метрос. - А греков всегда нелегко понять. Их можно сравнить с айсбергами, большая часть их скрыта от глаз.

- Айсберги могут принести много вреда, - тихо проговорила Домини.

- Но они могут растаять: лед не железо.

- Воображаю, какая температура для этого потребуется, - рассмеялась Домини.

Доктор улыбнулся, услышав новый звук ее голоса, и удивился тому, как оживилось и преобразилось от смеха ее прекрасное лицо, которое до этого он видел только страдающим или недоступно холодным. У него засветились глаза. Теперь он понял, что ошибался, считая ее холодной... Ох, как эти ее глаза отражают синеву неба и моря, и как соблазнителен изгиб ее губ. В самом деле, она еще почти ребенок, тонко чувствующий, застенчивый, - не из тех, кто показывает свои чувства. Он наклонился и посмотрел ей прямо в лицо.

- Есть единственный огонь, способный поглотить все, - сказал он. - Мало что может устоять перед его мощью.

- Это загадка, доктор Суиза? - улыбнулась Домини.

- Можно назвать это и загадкой, дитя мое. Самой сложной в мире и по-настоящему неразгаданной с того самого времени, когда Ева подала Адаму запретное яблоко.

- Понимаю. - Она крепко сцепила пальцы, будто стараясь успокоиться. - Вы говорите о любви, доктор.

- А разве вы не согласны, что это всепоглощающее пламя, мадам?

Домини отвела взгляд и на мгновение с ужасом подумала, у ж не рассказала ли она ему что-то в бреду. Он был добр, в возрасте, и напоминал ей дядю Мартина, но исповедь может принести только временное облегчение, за ним последует смущение, сожаления в том, что позволила себе раскиснуть.

- Мне всегда казалось непонятным, почему яблоко было запретным, пробормотал Метрос. - Если у Евы не хватило бы мужества сорвать его, даже рай оказался бы скучнейшим местом.

- Они с мужем были изгнаны из рая, - напомнила ему Домини.

- А разве вы не считаете, что они нашли для себя другой, гораздо более интересный? - усмехнулся он. - Весело играть, как дети, в саду, но выйти в джунгли и прожить каждое мгновение напряженно и захватывающе.., это.., это же и значит жить по-настоящему.

Тут Домини взглянула на доктора, мудрый блеск его глаз сказал ей, что он что-то знает. Они с Берри играли в саду, как дети.., упоминала ли она имя Берри в те долгие темные часы после камнепада?

Доктор Суиза поднялся на ноги и с явной неохотой объявил, что должен еще посетить нескольких пациентов. Он взял Домини за руку и со значением пожал ее.

- Мы должны еще побеседовать с вами, - он улыбнулся. - Скоро, да? Когда вы будете к этому готовы, да?

- О чем, доктор? - спросила Домини, не совсем уверенная, что он правильно выразил свою мысль по-английски.

- О вещах, от которых не убежать, дитя мое. Неизбежных вещах, как рождение, любовь.., и смерть.

Она смотрела на него широко раскрыв глаза, не понимая. Он задержал ее взгляд, потом склонил тронутую сединой голову и поцеловал ей руку. Метрос попрощался по-гречески, и через минуту она осталась одна. Домини сидела очень тихо, вдруг охваченная острым чувством одиночества. За окнами дома царило молчание, было время сиесты, и даже птицы, казалось, задремали на ветвях деревьев.

Домини откинулась на подушку шезлонга и закрыла глаза. Шуршали сосны, шептало море, а ее мертвый ребенок, казалось, больно сжал ей сердце. Ушла любовь, которую он мог принести и подарить, и слеза поползла по щеке Домини.

Она проспала недолго и проснулась, почувствовав неожиданный холод. Солнце уже больше не освещало площадку перед домом, и Домини заметила, что, пока она спала, дымка, большую часть дня висевшая над морем, прокралась на остров и кольцом окружила вершину и дом вместе с ней.