Обратиться за помощью и советом было не к кому, и почти месяц мрачных раздумий ни к чему не привел. От шести экю, полученных от герцога, остались одни воспоминания. Три экю перешли к портному, сшившему Франсуа приличное платье, два других — кабатчику, а последняя монета ушла на некую особу сомнительного поведения, которой увлекся Франсуа. А что он будет делать в Мулене без денег? Бедняга поэт старался не думать об этом. Целые дни он проводил у себя в комнате, вышагивая из угла в угол и грезя, но мысли о деньгах все равно не отпускали, и чтобы чем-то занять себя, он сочинял стихотворение.
Развлечения здесь, по мнению Франсуа, были довольно жалкими, и по вечерам он томился от скуки, поджидая минуты, когда можно будет напиться, как в Блуа, и пытаясь привлечь к себе внимание герцога. В кармане у него лежало прошение, написанное в стихах, и он лишь выжидал благоприятного момента, чтобы прочесть его.
начал он вполголоса, не отрывая взгляда от Иоанна Бурбонского.
Но Иоанн разглагольствовал об охоте, о поездке, которую он собирался предпринять, о турнирах, о любви; придворные изощрялись, стараясь польстить ему, вставить реплику, развеселить, вызвать смех, и тогда Франсуа, у которого лопнуло терпение, дерзко выступил вперед и произнес:
— Если ваше высочество позволит, я прочту балладу.
— Что? — непонимающе спросил герцог. — О чем?
— О некоем Франсуа Вийоне, который жаждет рассказать вам о своем горестном положении.
И он стал читать:
— Продолжайте, продолжайте, — сказал герцог, — я слушаю.
Франсуа после недолгого колебания продолжил:
Голос его постепенно окреп, а поскольку Иоанн Бурбонский счел весьма остроумным подобный способ попросить денег, дочитал балладу до конца, после чего склонился в поклоне и удалился.
— Где же он? — спрашивали дамы. — Убежал?
Герцог велел разыскать его.
— Мэтр Франсуа Вийон, — обратился он к поэту, — для меня будет истинным удовольствием после столь ловко и изящно составленного прошения прийти вам на помощь.
— Мне стыдно, монсеньор, — пробормотал Франсуа.
— Ступайте, и будьте спокойны, — заверил его герцог. — Я глух только к дурным стихам.
На следующий день поэту были выданы десять экю. Франсуа был потрясен; он считал и пересчитывал монеты, потом положил их в кошелек и поспешил преклонить колени перед герцогом и поблагодарить его. Иоанн Бурбонский поднял его с колен, но Франсуа поймал его руку и поцеловал, и тогда герцог покровительственно потрепал его по щеке и осведомился:
— Вам нравится здесь?
— О монсеньор, — ответил Вийон, — кресты, что стоят при дорогах, ничто в сравнении с крестами, выбитыми на этих монетах.
— Быть может.
— Испытайте меня, монсеньор! — воскликнул Франсуа.
— Мы посмотрим, — сказал герцог.
И после небольшой паузы добавил:
— От моего кузена Карла Орлеанского мне известно, что вас можно удержать зимой, а с весной на вас уже нельзя рассчитывать.
— О, это зависит…
— Весна наступит через три месяца.
— Да, — кивнул Франсуа, — через три месяца будет апрель.
— И вы уйдете?
— О, я уверен в противоположном!
— Скажем, через четыре месяца, — улыбнулся герцог.