Там же на станции меня догнала телеграмма от принца, сообщающая, что на Западном фронте пал смертью храбрых командир горно-кавалерийской бригады граф Битомар Рецкий, единственный сын и наследник маркграфа Ремидия. Тридцатилетний генерал-майор.
Вышел с вокзала, сжимая в кулаке телеграфную ленту.
Небо прояснилось.
Дождя не ожидается.
Вроде как бабье лето незаметно подкралось на радость солдатам, сидящим в сырых окопах.
Хорошо тем, кто курит, – им есть чем руки занять. А мне что делать?
В салоне накатил сто грамм можжевеловки за помин души раба божьего Битомара, которого никогда в жизни не видел. И сел писать телеграмму Ремидию с соболезнованиями от имени всех рецких горцев Восточного фронта.
Потом собрал их всех на вокзальной площади и огорошил известием. Приказал в знак траура надеть на левые рукава черные ленты.
– Вахмистр, – позвал я своего тыловика в конце краткой речи.
– Слушаюсь, господин комиссар, – появился он как из-под земли.
– Извернись змеей, но вина найди. Будут нужны деньги – только скажи сколько. Сегодня каждый горец должен выпить свою печальную кружку и оросить вином землю.
А сам ушел на телеграф отправлять послание во Втуц. Жалко мне стало старого Ремидия. Хороший он человек, такого поддержать в горе не грех.
А горцы плавно перетекли с брусчатки площади на деревянный перрон у моего поезда. Появились музыкальные инструменты типа волынок, барабаны, флейты, даже губные гармошки. И импровизированный оркестр заиграл что-то архаическое, настолько древнее, что даже сравнить не с чем.
Горцы стали парами выходить на перрон и, заткнув полы шинелей за пояс, выделывали под эту музыку незамысловатые па. И в конце короткого танца с силой втыкали с высоко поднятых рук в доски перрона по два кинжала. Следом выходила следующая пара, и все повторялось с несколько убыстряющимся темпом.
На все это завораживающее некой примитивностью действо я смотрел во все глаза из окна салон-вагона. И не узнавал своих солдат.
А это действо все продолжалось и продолжалось уже второй час. Никаких выкриков. Никаких песен. Только музыка, перестук каблуков по доскам и звук втыкающихся кинжалов. Каждой следующей паре предстояло выделывать свои па, не задевая уже воткнутых клинков, которые стали образовывать на перроне какой-то узор.
И все повторялось и повторялось…
Пока в ткань музыки не стали врываться выстрелы. Горцы стреляли в воздух. Но не беспорядочно, а в контрапункте с барабанами.
В салон стремительно влетел генерал Аршфорт, колыша красной подкладкой распахнутой шинели. С ходу высказал мне с возмущением:
– Кобчик, что это у вас тут происходит? Мы все же на фронте, в конце концов, а не в запасном полку на празднике урожая.
– Тризна, – ответил я кратко.
– Какая тризна?
– Тризна по большому вождю.
– Кто у вас умер?
Я вынул из кармана рулончик узкой телеграфной ленты и протянул ее командующему.
– Понятно, – сказал он, возвращая мне телеграмму. – Я пришлю вина. Бочки хватит на всех? Чтобы не допьяна.
– Вы хотите стать новым большим вождем у горцев? – спросил я, глядя в глаза генералу. – Вино выставляет претендент. Вождь умер – да здравствует вождь.
– Хм… – поднял брови Аршфорт и улыбнулся, примеряя мои слова к себе. – Возможно, это было бы неплохо.
– Тогда приготовьтесь к тому, экселенц, чтобы, когда они отгорюют, лично повести их за собой отомстить врагу с одним холодным оружием в руках. Творить уже «кровавую тризну», – повторил я то, о чем мне совсем недавно поведал вахмистр после доклада о том, что вино найдено в нужном количестве.
– Куда? Когда? Почему без приказа? – затряс щеками командир корпуса.
– Возможно, уже сегодня ночью. Для мести им не нужен приказ, экселенц. Это горцы. Лучше приготовьте войска поддержки и запустите их в бой, когда мы вырежем первую траншею царцев.
– Почему царцев, граф же погиб на Западном фронте? – Генерал искренне не понимал.
– Какая разница, кого из союзников резать? – ответил я вопросом на вопрос. – Эти, по крайней мере, в шаговой доступности. И это… экселенц, очень прошу, не забудьте артиллерией ударить по второй траншее по сигналу красной ракеты и перенести обстрел на третью траншею по сигналу зеленой.
– У вас и ракеты есть? – удивился генерал.
– Трофейные, – улыбнулся я.
– Я не понял, – проговорил командующий. – Вы что, сами пойдете впереди них на царские траншеи с одним кинжалом?
– Положение обязывает, экселенц, – гордо ответил я и тяжко вздохнул. – Разве хочешь? Надо! Надо было отказываться раньше. До того как они меня кидали в небо после боя у моста.
– Я пришлю лично вам бочку вина и карту с местом, где надо сделать прорыв. Если вы все так жаждете смерти, то пусть она будет не напрасной.
Волынки слегка притихли, и рокотали только барабаны. Странным рваным ритмом.
– Прекрасная боевая музыка, – восхитился Аршфорт. – Осталось только показать пальцем и крикнуть «бей!». Дайте и мне на рукав траурную ленту.
– Вы пойдете с нами, экселенц?
– Нет. У меня в подчинении не одни горцы. Но я хочу уважить память графа.