Горец

— Алена, я не выдам вам инструкцию, все очень индивидуально. Просто знайте, что было раньше, что сейчас — это большая пропасть, ваша работа над результатом поражает, как и желание помочь малышке заговорить. Все будет хорошо, уверен, очень скоро услышите голосок малышки, — ободряюще улыбается, я заставляю себя улыбнуться в ответ. Мне нужно минут пять, прийти в себя, проглотить свою досаду и наскрести моральных сил на будущее. Силы ох как нужны, ибо в воскресенье мне придется объяснить мужу, почему я не послушала его. А ведь Давид говорил, что всему свое время, что не нужны никакие психиатры. Он словно знал все наперед, что нас ждет в Москве. Делаю глубокий вдох, выдох, цепляю лучезарную улыбку и возвращаюсь к бабушке Тамаре и Хаде.

— Поделишься своей магической силой? — одеваю малышку, вслушиваюсь в ее дыхание. — Ты теперь, наверное, умеешь колдовать? Нам нужен единорог, без него не обходится ни одна принцесса!

— Алена! — слышу со стороны глухой голос бабулика, но не обращаю внимания.

— А еще нужно наколдовать принцессе корону и длинную мантию, — Хадя смеется, обнимает меня за шею, потом поворачивает голову и начинает вырываться. Я не понимаю причину внезапного ее сопротивления, отпускаю малышку. Она убегает.

— Хадяя… — последние буквы застывают у меня на губах. Сердце последний раз пускает кровь по венам и замирает. Трусливо хочется развернуться и спрятаться, переждать часик-два, зная, что любая буря рано или поздно утихнет. "Буря" в лице Давида, а подхватывает Хадю именно он, кружит, сажает на согнутый локоть, нацелена конкретно на меня. Он подходит с дочерью к нам. Сначала холодно смотрит на бабушку, у меня от его взгляда холодеет все внутри, но наивно верю, что все обойдется. Обращает теперь на меня внимание. Смотрит чужим, отстраненным взглядом. Лицо ожесточается, уголки губ печально опущены вниз. Я кожей чувствую его отчужденность, его разочарование мной. Слышу режущий по нервам треск чаши нашего доверия друг к другу. Делаю шаг в его сторону, он незаметно назад, я замираю, руки безвольно опускаются вдоль тела. Головой понимаю его поведение, а сердце от боли сжимается, все внутри сводит от боли, от которой невозможно избавиться.

Смотрю на Хадю умоляющим взглядом, чтобы она именно сейчас, в столь нужный для меня момент, заговорила. Волшебства естественно не происходит.

— Если вам больше здесь делать нечего, мы можем вернуться в гостиницу, — этот тон показательного равнодушия бьет меня под дых, открываю рот в попытке хватануть воздух, а не получается. Смотрит, как задыхаюсь, ничего не делает, просто наблюдает за моим удушьем.

— Давид… — бабушка Тамара пытается тоже к нему подойти, он делает еще шаг назад, отрицательно качнув головой. Ее взгляд мечется между мной и им, Хадя начинает хмурится, теребит отцовский воротник рубашки. Я все же делаю глубокий вдох, беру себя в руки. Он же адекватный, выслушает меня, поймет меня.

— Давид…

— Мы поговорим потом, — опускает Хадю на пол, поправляет на ней одежду, берет за руку, не дожидаясь меня и бабулика, уходит.

— Пиздец, — вырывается у меня.

— Это еще мягко сказано, — вздыхает бабулик, тем самым подтвердив мои самые худшие опасения. Давид предательство не прощает, даже если оно было во благо.



50

* * *

— Как ты узнал, где мы? — это мой первый вопрос, как только мы остаемся одни в номере гостиницы, бабулик предусмотрительно забрала Хадю, выразительно на меня посмотрев с намеком, как успокоить сердитого мужа. Глядя на Давида, сомневаюсь, что сейчас этот способ подействует. Таким молчаливо злым я его никогда не видела.

— Чисто случайно, — разворачивает стул, садится, закинув ногу на ногу, сцепляет руки на коленке. Я присаживаюсь на кровать, просовываю свои ладони между ног.

— Давид, я могу все объяснить.

— Попробуй, — склоняет голову набок, от его равнодушного тона мороз по коже. Я привыкла к другому мужу, к его ласке и пониманию, сейчас он явно меня не хочет понимать.

— Это ради Хади.

— Я понял, не дурак. Или ты думала, что дурак?

— Я никогда тебя дураком не считала.

— А что в итоге сделала? На что ты рассчитывала? Еще и впутала в свои планы бабушку.

— Неправда! — неожиданно появляется бабулик, видно стояла под дверью.

— Выйди, бабушка, — спокойно приказывает, смотря на нее строгим взглядом. — С тобой будет отдельный разговор.

— Я не оставлю Алену, — бабулик садится рядом со мной и скрещивает руки на груди. — Ты должен понимать, что данная ложь была во благо.

— Я понимаю, но давай с женой поговорю без твоего присутствия. Если вы хотите провести общую беседу, это все равно не даст Алене избежать вопросы, которые хочу ей лично и наедине задать, — какой же он противный бывает, хоть и есть доля правды в его словах, хоть и понимаю, что перед ним виноваты, но хочется запротестовать, поспорить. Прикусываю губу изнутри, сдерживаю себя от импульсивных выпадов.

— Консультация врача нужна была.

— Результат?

— В смысле? — бабушка хмурится и уже не так воинственно смотрит на внука.