Горец

— Какая же ты красивая, Алена, — давно не видела маму плачущей. Аж самой захотелось шмыгнуть носом, но с комплиментом согласна. Даже без макияжа и прически, я в этом свадебном платье просто бомба. Мечта побывать хоть раз в образе принцессы — осуществима. Платье от известного русского дизайнера ничем не уступало итальянским заводилам моды. Я в него влюбилась сразу, как только увидела. Пышная юбка, длинный шлейф, расшитый вручную. Соблазнительный вырез на спине, кружевные рукава до локтя. Не знаю, кому как, а я чувствую себя в этом платье комфортно. Меня даже шлейф не смутил, швея уже соорудила петельку, так что при танце с женихом не запутаюсь. Вот кстати нужно спросить, умеет ли Давид танцевать вальс?

— Надо платочками запастись, чую глаза будут на мокром месте. С отцом будешь танцевать? — вроде пытается говорить равнодушно, а чувствую ее напряжение. Неужели все еще любит его?

— Мам, — поправляю топик, смотрю на нее в зеркале, — ты до сих пор любишь папу?

— Когда-то любила, сейчас что-то вроде дружеской симпатии. У него своя жизнь, у меня своя, оба счастливы. Если ты по поводу того, хочу ли все вернуть, то упаси Господи.

— Теперь салон?

— Да, я забронировала нам время, мы должны приятно провести время, — если мама сказала приятно провести время, значит так и будет. Я действительно выпала на несколько часов, успев и поспать, и подумать, и помечтать.

В хорошем настроении мы с мамой идем в ресторан грузинской кухни, делаем заказ, мило болтаем, когда я задерживаюсь взглядом на входящей паре, и тут меня клинит.

— Алена! — только успевает мама воскликнуть, я фурией несусь к парочке. Они даже не успевают открыть меню, как я замираю перед столом, очаровательно растягивая губы в улыбке, медовым голоском привлекая к себе внимание.

— Не против, если буду третьей в вашей компании? — не жду реакции, беру с соседнего стола стул и сажусь. — Привет, Милан! Как-то утром не успела с тобой поздороваться. Какими судьбами? — она растеряно на меня смотрит, явно не ожидала увидеть за столом.

— Что за прикид, Алена? — шипит Давид, я поворачиваю голову, он опаляет меня яростным взглядом. Крепись, детка, ты ж на это и рассчитывала, когда выбирала наряд.

— Тебе не нравится?

— Стыд и срам, — подает голос Милана, злорадно улыбаясь. В отличие от меня, у нее все прикрыто, правильная какая.

— А тебя я не спрашивала! Ясно? — огрызаюсь, на мгновение отрываясь взглядом от Давида. Он шумно выдыхает, встает, и мне на плечи ложится пиджак с его теплом. Милана вспыхивает, злобно сверкнув глазами, а я победно вскидываю подбородок. Мы сверлим друг друга ненавистными взглядами, атмосфера вокруг нас накаляется, то гляди, как рванет. Я сжимаю кулаки, подпиленные ноготки впиваются в ладонь. Никогда не думала, что способна ревновать, но сейчас одно только слово, жест, и я вцеплюсь в эту подколодную змею. Я чувствую себя кошкой, защищающей свою территорию.

— Прекратили обе! — как дрессировщик, приказывает Давид, мы поспешно отводим глаза друг от друга. — Ален, иди к матери, мы дома поговорим.

— Черта с два! — все во мне протестует, от мысли оставить этих двоих меня выворачивает.

— Прекрати ругаться.

— Это я еще по литературному, хотя знаешь, как хочется отборным матом!

— Нам с Миланой нужно поговорить, — давит взглядом, ломает мою волю, но я крепче сжимаю зубы, упрямо сижу на месте.

— Ты здесь лишняя, Алена. Не доходит? — что-то лопается во мне. Какую-то струну перетянули, и сейчас я слышу только ее звон. Хватаю со стола стакан с водой, выплескиваю содержимое в лицо Миланы, смывая высокомерное и презрительное выражение. Она визжит, я вскакиваю на ноги, резко отодвинув стул. Давид следом поднимается, не успеваю драпануть, хватает за локоть и тащит на выход. Я упираюсь, сопротивляюсь, но он держит меня крепко.

— Ты перешла все допустимые границы!

— А ты так легко позволяешь ей меня оскорблять!

— Я ничего еще никому не позволял! — на лице жесткое, незнакомое мне выражение, в голосе металл, в глазах льды. — Говорил же, будь выше всяких оскорблений, не опускайся ниже своего достоинства! А что в итоге? Устроила детский сад! Горшки не поделили?

— Тебя не поделили!

— Я не вещь, чтобы меня делить, во-первых. Во-вторых, Милана мать Хади, хочешь — не хочешь, а придется смириться с ее существованием в моей жизни, — отпускает мой локоть, мне до слез обидно слушать эти нравоучения. Смотрит холодно, без улыбки, такой отчужденный, равнодушный до моих терзаний.

— Езжай домой, — упрямство не самое лучшее качество, но я упряма, не слушаю доводы рассудка. В очередной раз выбрали не меня. В очередной раз меня просят подождать, позже со мной поговорят, потом разговор со мной не горит.

Облизываю губы, часто моргаю, дабы не расплакаться, стягиваю с себя пиджак Давида. Кидаю его наугад, но он успевает подхватить. Переживем. Не впервой.

Пячусь назад, смотря на мужчину неподвижным взглядом, он следует за мной.