Горец

— Значит плохо проверяли. Если я найду сейчас ошибку, уволены будут вы и ваш помощник, и вы прекрасно знаете почему, — брр, какой он неприятный, когда сидит весь из себя, начальник всех начальников и решает кого помиловать, кого повысить. Вроде знакомый мне Давид, те же брови, те же губы, но стоит посмотреть ему в глаза, как понимаешь, что не знаешь этого человека.

— Ты еще здесь? — подпрыгиваю на месте от обращения ко мне холодным тоном. — Я сказал, принеси мне кофе. Горячий.

— Но Давид…

— Рашитович, — я моргаю несколько раз, словно меня сейчас окунули в холодную прорубь и вытащили, забыв окутать в теплое полотенце и дать чего-то такого, чтобы согреться изнутри. Его глаза совсем мне незнакомы. Чужие. И в них нет той нежности, к которой я привыкла, нет мягкости в уголках. Я отшатываюсь назад, ощущение, что меня ударили в солнечное сплетение.

— Да, конечно, — бормочу себе под нос, ретируясь из кабинета с тупой болью в груди, с привкусом какого-то разочарования. Личные отношения и работа — разделяй. Наверное, это хорошо. Папочка мой не сумел разделить, итог мы имеем в виде младшего братика.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Варя все так же напоминает мне осьминога, умудряясь делать несколько дел одновременно: отвечать на письма, принимать звонки, кивать или моргать людям, которые заглядывают в приемную. Я не справлюсь с таким темпом… Я кофе ему холодный принесла, а ему надо горячий…

— Ты всегда успеваешь приносить ему горячий кофе? — стою перед столом Вари, у нее возникла пауза, и она задумчиво смотрит перед собой. Поднимает голову, пытается догнать смысл моего вопроса.

— Он пьет горячий.

— Я в курсе. Но ты всегда успеваешь в этом темпе подать горячий кофе?

— Да. Так… — вспоминает, что видимо должна меня обучить чему-то, но я уже беру пальто с вешалки. — Ты куда?

Из кабинета выходят серьезные мужчины. Кто-то смотрит сурово по сторонам, кто-то качает головой своим мыслям, кто-то выглядит так, словно ему требуется «скорая помощь». Последний выходит Давид, ищет меня глазами, найдя, поджимает губы.

— Алена, зайди ко мне в кабинет, — не ждет ответа, скрывается в своем офисном логове. Оставляю пальто.

В кабинете прохладно. Окна после совещания на распашку, увидев, как я передергиваю плечами, муж поспешно их прикрывает. Сажусь на стул возле его рабочего стола, разглаживаю юбку, как примерная ученица на приеме у директора.

— Извини, — пододвигает стул, садится напротив. — Конец года, дел невпроворот.

— Я уже поняла. Кажется, вновь поспешила с предложениями, — не смотрю на Давида, он берет меня за подбородок, приподнимает его, заставляя посмотреть в глаза. Вот сейчас карие глаза привычно знакомы, там нежность вперемежку с лаской и заботой.

— Я с Варей вчера поговорил. Мне не с руки менять секретаршу, когда в офисе царит полный хаос. Если ты все еще хочешь быть возле меня на работе, все будет так, как я сказал в начале рабочего дня, — его рука очерчивает мои губы, большой пальце оттягивает нижнюю губу. Смотрит задумчиво, сдерживая какую-то странную улыбку. Оставляет в покое мое лицо, берется за пуговицы блузки и начинает медленно расстегивать. Непонимающе хлопаю ресницами.

— Что ты делаешь? — шепотом спрашиваю, сомневаясь в правильности выводов его действий.

— Знаешь, мне мысль заняться сексом в кабинете пришлась по вкусу. Учитывая, что дома, как-то не заладилась наша личная жизнь, стоит сменить локацию, — оттягивает чашечки бюстгальтера. Шумно втягиваю в себя воздух.

— Серьезно? Дверь не заперта, телефоны не отключены…

— А ты, как и я, хочешь этого, — каждая хриплая нотка отдается внутри меня, по нервам, как по оголенным проводам, ток идет вниз, к животу. Сжимаю бедра, чувствуя, как трусики становятся мокрыми.

— Говорить, представлять — одно, а на деле… — недоговариваю, Давид опускает чашечки бюстгальтера и зажимает между пальцев соски. — Боже мой… — прикрываю глаза. Прикусывая губу.

— Хочешь меня? — слишком часто вспоминаю бога, но боже мой, как человек может обладать таким низким голосом, от которого вот-вот кончишь, просто слушая его.

— Нет, — выдыхаю ответ, а мерзавец ухмыляется и опускается передо мной на колени. — Что ты делаешь? — я, наверное, сейчас похожа на недоразвитого человека, не совсем понимаю, чего ожидать. Дыхание сбивается, едва мне разводят ноги в разные стороны.

— Хочу сделать тебе приятное, — проводит ладонью по ноге, стайка мурашек по коже и табун единорогов в голове оглушаю меня с ног до головы.

— Может дома? — сама бесстыдно приподнимаю бедра, позволяя стащить с себя колготки и трусики. — Я как бы стесняюсь, — ни хрена не стесняюсь, но строить недотрогу перед мужем мне нравится, как и нравится чувствовать его дыхание на обнаженной коже бедер. Ничего не говорит, пододвигает меня к краю стула, снимает ботильоны, одежду с ног.

— Ты сводишь меня с ума, Алена, — юбка задирается выше, вот он уже любуется мной, облизывая губы.

— Сильно свожу с ума? — цепляюсь за стул, когда Давид нагибается и целует внутреннюю сторону бедра.